Пространство поэзии: «назначенный круг»
«Наш век на
земле быстротечен,
И тесен
назначенный круг»
А. Ахматова.
Стихи
Анны Андреевны Ахматовой (1889-1966) из цикла «Ташкентские страницы»[1] и воспоминания о ней современников прозвучали на литературно-музыкальном вечере
в мае 2001 года в Художественном абонементе библиотеки НГУ. Устроитель и
ведущая Ю.В. Лихачёва так и назвала его
ёмкой ахматовской строкой: «Это рысьи
глаза твои, Азия». Именно в этих стихах проявились не только острота
духовного зрения и органичное восприятие Азии, но почти генетически
родственное отношение к Востоку русского
Поэта:
Это рысьи глаза твои, Азия,
Что-то высмотрели во мне,
Что-то выдразнили пдспудное,
И рождённое тишиной,
И томительное, и трудное,
Как полдневный термезский зной.
Словно вся прапамятьв сознание
Раскалённой лавой текла,
Словно я свои же рыдания
Из чужих ладоней пила.
1945.
На
этот вечер меня пригласила официально заказным письмом по почте Ю.В. Лихачёва,
организатор и ведущая литературно-музыкальных вечеров под общим названием «Пространство поэзии».
Поэтому мало кто удивился моему участию в нём. Но на самом деле, никакого
письма я не успела получить и приехала из Ташкента в новосибирский Академгородок
по зову сердца, чтобы навестить там моего 25-летнего сына Павла, который после
кончины его родного отца в 2000 году остался в пустой квартире один на один со
множеством нерешённых моральных и бытовых проблем. А тут такое совпадение!
Утром
после дальней дороги мне не здоровилось: сердце немного прихватило. Но к вечеру
я надела самое красивое выходное платье из синего велюра, украшенное эмалевой брошью. Взяла под руку с одной
стороны своего сына Павла, вооруженного отцовской видеокамерой, и с другой, 16-летнюю племянницу Нину,
гостившую в это время в Новосибирске. Мы вместе в приподнятом настроении
отправились в университет на этот знаменательный поэтический вечер.
Литературно-музыкальный
вечер, по современным меркам, неожиданно приобрёл международный,
интернациональный характер, ещё раз доказав правдивость высказывания немецкого
романтика Новалиса: «Сфера поэта есть мир, собранный в фокус современности». Я, жительница Ташкента, пересказала устные воспоминания моего
учителя, профессора МГУ Э.Г. Бабаева (1927-1995) об Анне Ахматовой, чьим гидом
он был в годы её южной эвакуации (1941-1944).
Об
этом периоде А. Ахматова вспоминает в краткой автобиографии:
-
Отечественная война 1941 года застала меня в Ленинграде. В конце сентября, уже
во время блокады, вылетела на самолёте в Москву.
До
мая 1944 года я жила в Ташкенте, жадно ловила вести о Ленинграде, о фронте. Как
и другие поэты, часто выступала в госпиталях, читала стихи раненым бойцам. В
Ташкенте я впервые узнала, что такое в палящий жар древесная тень и звук воды.
А ещё я узнала, что такое человеческая доброта: в Ташкенте я много и тяжело
болела.
В
мае 1944 года я прилетела в весеннюю Москву, уже полную радостных надежд и
ожидания близкой победы. В июне вернулась в Ленинград[2].
Э.
Бабаев познакомился с Анной Ахматовой совершенно случайно. Пятнадцатилетнего
подростка попросили отнести
эвакуированной блокаднице авторские экземпляры только что вышедшей в Ташкенте в
1943 году книжки её стихов. С той встречи началась их многолетняя дружба. Он
был счастливым и благодарным собеседником и близким другом А. Ахматовой в свои
юные годы. Он помнил случайно обронённую ею фразу со ссылкой на одного старого
остроумного писателя (быть может, это был А.Н. Толстой?), который назвал
Ташкент времён эвакуации «Стамбулом для бедных»[3]. Сам
Бабаев писал о родном городе военных лет: «В южном городе жизнь идёт открыто –
во дворе. Большие дворы Ташкента,
разноязыкие, населённые множеством народа, в годы войны были настоящими
Вавилонами. Люди обменивались новостями, радостями и горестями, кажется, на
всех языках земли. Но в центре всей жизни во дворе были дети…»[4].
Ахматова,
имея широкий круг знакомых, Эдику Бабаеву
доверила на хранение переписанную им самим детским школьным почерком
рукопись «Поэмы без героя», а также свой автограф «Китежанки», над которыми она
работала в Ташкенте. Ташкентский вариант оказался лучше позднейших авторских
версий «Поэмы без героя»[5], которую
Ахматова закончила в 1962 году. Она писала её
двадцать два года[6].
С Бабаевым Ахматова поддерживала переписку и
по окончании её южной эвакуации. Из
Москвы Анна Андреевна писала Э. Бабаеву, что тоскует по солнцу Туркестана. Она рекомендовала его на учёбу в Московский
университет, подарила ему одну из своих книг стихов с надписью «дружески»[7].
Но Бабаев так и не смог
воспользоваться рекомендательными
письмами А.А. Ахматовой, Н.Я. Мандельштам, а потом и К.И. Чуковского -
В.В. Виноградову и В.Б. Шкловского – Н.К. Гудзию.
Будучи студентом Ташкентского транспортного
института, после первой же зимней сессии в январе 1946 года он приехал в
Москву. Время было сложное, тревожное. Когда Бабаев появился на пороге квартиры
И. Эренбурга с рекомендательными письмами, именитый писатель после короткой
беседы с ним откровенно предупредил молодого поэта, мечтавшего перевестись из
ташкентского технического института, в котором готовили инженеров, на филологический факультет МГУ: «Ни у кого
не берите никаких рекомендательных писем. Не связывайте себя. Никто не может
поручиться, что те имена, которые сегодня звучат обнадёживающе, завтра не
окажутся отверженными. Поэт должен действовать на свой страх и риск. Зачем и
кому это сейчас нужно – ссылаться на авторитет Анны Ахматовой? Одна такая
строка может совершенно погубить вас»[8].
Слова
писателя оказались пророческими. Бабаев вернулся в Ташкент, перевёлся сперва на физмат и потом с потерей одного
года на филфак Среднеазиатского государственного университета. Вот тогда и
вышло августовское постановление ЦК
Компартии (1946 г .)
о журналах «Звезда» и «Ленинград». Во время всеобщих гонений «хулителей
искусства» в лице Жданова на А. Ахматову и М. Зощенко Бабаева направили в
зоопарк, чтобы он там выступил с осуждением
космополитизма автора «Поэмы без героя». Заодно осуждающе припомнили ему
дружбу с ней.
«Здесь
и сейчас, - вспоминал Бабаев, - вступал в
действие закон подвижного человека, открытый Михаилом Зощенко: в хорошее
время он хороший человек, в плохое – плохой, а в чудовищное – чудовище»[9]. В этом смысле
Бабаев оказался «малоподвижен». В тот же день 19- летний второкурсник,
не раздумывая, подал прошение об
увольнении из университета и пошёл с неоконченным высшим образованием
преподавать в начальных классах в школе.
Не
все могли так мужественно поступить. Ташкентский художник и друг
Э. Бабаева Рафаил Такташ (1926-2008), принёсший на суд Ахматовой свои
стихи, сумевший взять у неё автограф к её книге: «На добрую память о встрече в
Ташкенте», проявил малодушие и уничтожил эту драгоценную страницу в 1946 году,
о чём впоследствии очень сокрушался: «Таким образом, я сам лишил себя чести,
которой меня удостоила замечательная поэтесса. Но эту книгу стихотворений А.А.
Ахматовой я сохранил и берегу её до сих пор»[10].
Для
Бабаева это был момент истины и
судьбоносного выбора – во всех чрезвычайных обстоятельствах оставаться
порядочным человеком.
Эдуард Бабаев чётко осознавал, что за счастье быть
собеседником Анны Ахматовой надо было
платить: нельзя жить, «ничем не жертвуя ни злобе, ни любви». Впоследствии он
долгое время расплачивался безмолвием за полногласие юности. В тридцать лет от
роду он стал глохнуть и воспринял эту надвигающуюся глухоту как расплату или
наказание за его любовь к голосу, к устной речи, к высокой поэзии вслух.
Ему
так и не удастся поступить в Московский университет. Пройдёт много лет, прежде
чем Бабаев осуществит свою заветную мечту и станет преподавать в МГУ, когда ему
будет уже за сорок.
«В
1961 году я получил приглашение на работу в музей Л.Н. Толстого. Позднее я
перешёл на работу в Московский государственный университет», - вспоминал Эдуард
Григорьевич[11]. Путь к этой пристани
займёт почти четверть века. «История литературы и журналистики 19 века» станет для него не предметом изучения, а
«способом существования и образом жизни» (И. Волгин). Он читал лекции, даже
перенеся инфаркт и игнорируя запреты врачей,
до последнего дня и умер во сне в субботний день 11 марта 1995 года,
пожелав передохнуть часок перед очередной лекцией – с приёмником на груди, из
которого гремел жизнеутверждающий рок. Он не верил в неизбежность смерти и
писал:
«Неужели я настоящий,
И, действительно, смерть придёт?»
Студенты
и его коллеги воспринимали
профессора Э.Г. Бабаева не как
популяризатора классики и даже не интерпретатора её, но как доверенное лицо с
характерным для него лаконичным «строфическим стилем». У Бабаева фраза играла
роль стихотворной строфы, где была межабзацная пауза, - отдельной, но при этом
сохраняющей лирическую связь с целым. Всем своим интеллигентным обликом,
манерой задушевно, доверительно говорить
с каждым и своим физическим присутствием
он внушал аудитории, что русская литература не только «предмет», но что
она, действительно, существует, пульсирует в современности, как живой организм,
а нас, студентов он называл не иначе как
его «собеседниками».
В
одной из почтовых открыток 1989
г . он признавался
мне: «Дорогая Гуарик! Я получил Ваше письмо. Спасибо за память. Очень хорошо
помню Вас и Ваше дипломное сочинение. Я уверен, что в Ленинградском институте имени И.Е. Репина,
где вы так удачно дебютировали в качестве искусствоведа, Вас ждёт новая удача.
Я теперь собираюсь на пенсию (годы прошли) и желаю вам, как всем моим
собеседникам по университету, добра и счастья. С уважением: Э. Бабаев».
Я благодарю судьбу за то, что Э.Г. Бабаев был моим литературным гидом по Москве и добродушным расточительным собеседником в
годы учёбы в Московском университете (1970-1975). Его
устные воспоминания об А. Ахматовой посмертно легли в книгу, позднее подаренную мне дочерью
Э.Г. Бабаева - Елизаветой[12]. Мои воспоминания о моём Учителе вошли в очерк
«Прогулки по Москве»[13], фрагмент из которых был позднее опубликован в
главе «Страницы воспоминаний о Э.Г. Бабаеве» в сборнике текстов его лекций и
мемуаров друзей и выпускников факультета
журналистики МГУ о нём[14].
Так, спустя годы мы снова оказались вместе с моим
Учителем на страницах книги из серии «Наше наследие», которая попала мне в руки совершенно случайно. Её подарила мне моя
однокурсница Людмила Шевченко на
юбилейной 35-илетней встрече выпускников факультета журналистики в 2010
году, купив последний экземпляр в книжной лавке под сводами нашей Alma-Mater.
Программу
литературно-музыкального вечера в НГУ
после моего выступления продолжила Екатерина Тетельман из Иерусалима.
Она с душевной проникновенностью, трепетно прочитала стихи А. Ахматовой из
цикла «Луна в зените» (1944): «Когда лежит луна ломтём чарджуйской дыни…», «Я
не была здесь лет семьсот…». Известно, как ревностно относилась Ахматова к
звучащему слову, и даже слушая граммофонную запись своего низкого глуховатого
голоса, она сдержанно и строго оценивала: «Ничего…».
Среди русских композиторов, внёсших большой вклад в
развитие музыкальной культуры Узбекистана и заложивших основы киномузыки, был
композитор, дирижёр и педагог А. Ф. Козловский. Он приехал в Ташкент в 1936
году после окончания Московской консерватории (1931) и пятилетней дирижёрской работы в Оперном театре
имени К.С. Станиславского в Москве (1931-1933). В Узбекистане композитор, преподаватель Ташкентской консерватории
и главный дирижёр и художественный руководитель
симфонического оркестра Узбекской
филармонии занимался проблемой симфонизации узбекской народной музыки. Он говорил об этом:
- В
самом деле, что может быть радостнее, чем возвращать народу взятые у него
фольклорные ценности, но возвращать претворёнными и обогащёнными всем арсеналом
технических и эмоциональных средств современного оркестра?»[15].
А. Ахматова
любила слушать преображённые и
приближенные к европейскому восприятию
сочинения Козловского, основанные на этническом фольклоре. «Тановар» - первое симфоническое
произведение, написанное для женского голоса и симфонического оркестра,
созданное на основе народных узбекских мелодий. Эта яркая эмоциональная и выразительная
вокально-симфоническая поэма пользовалась большим успехом у слушателей.
Сюита «Лола»
обнаружила умение А. Козловского мыслить кинематографическими образами. Она
была посвящена бытовавшему в народе празднику тюльпанов.
В 40-ые годы он
пишет музыку к спектаклям: Л. Леонова «Нашествие», И. Гончарова «Обрыв», Тирсо
де Молина «Благочестивая Марта» и Ю. Чепурина «Сталинградцам». К этим годам
относится и музыка, написанная к кинофильмам:, «Дочь Ферганы», «Хирург», «Тахир и Зухра», «Ходжа Насреддин» » (реж. Н.
Ганиев), в которых сумел музыкальную концепцию синтезировать с общим драматургическим замыслом фильмов. Позднее в 50-ые годы он
создал множество опер и балетов, песен, романсов, связанных с национальной
народной песенностью.
Особое место в творчестве А. Козловского занимает
опера «Улугбек» (либретто Г. Л.
Герус-Козловской), посвященная образу великого узбекского ученого, гуманиста и
просветителя XV века, трагически погибшего от рук религиозных фанатиков.
«Тановар»
(либретто Г. Л. Герус-Козловской) была посвящена образу юной актрисы Нурхон.
ставшей жертвой религиозного фанатизма. Много сил и труда композитор отдал
собиранию и записи народных песен и мелодий. Им записано более 100 украинских и
около 300 узбекских народных песен в различных районах республики и, в том
числе, известных певцов-хафизов:
Сергей Ступаков из Санкт-Петербурга и
Валентина Дюдуи из Новосибирска изысканно исполнили узбекские национальные
произведения в обработке А.Козловского.
Анна Ахматова часто гостила в доме А. Козловского, во дворе
которого царственно вышагивал журавль. Талантливый композитор написал музыку к «Прологу» и к «Поэме без героя», которая росла и формировалась в Ташкенте
практически у него на глазах. И друзья знали об этом.
Позднее Г.Л.
Герус-Козловская напишет воспоминания об этой творческой дружбе семьи
композитора с великим поэтом «Дни и годы
одной прекрасной жизни. Воспоминания об Алексее
Козловском»[16].
Музыка, написанная к «Прологу» и «Поэме без героя» А. Ахматовой,
включала в себя разнообразные вокально-симфонические формы. Она не только раскрывала
глубинные черты внутреннего мира человека, но и передавала музыку ахматовского голоса, не громкого,
сдержанного, «с трещинкой», который сравнивали с набатом. «Такой голос мог поднять в атаку – волевой,
воинственный» (Н. Татаринова).
Так что в этот «назначенный
круг», наряду с Эдуардом Бабаевым и его другом, будущим историком и
детским писателем Валентином Берестовым,
Фаиной Григорьевной Раневской, Еленой Сергеевной Булгаковой, Надеждой
Яковлевной Мандельштам, Ксенией Некрасовой входили супруги Галина Лонгиновна и композитор Алексей Фёдорович Козловский.
«Поэма без героя», -
утверждает современник А. Ахматовой Вл. Корнилов, - была для неё дороже всего.
Анна Ахматова, ласково называвшая Галину Герус
«Шехерезадой», Алексея
Козловского - «Козликом», посвятила композитору и близкому другу стихи «Явление луны» и «Как в трапезной»:
Как в трапезной – скамейки, стол, окно
С огромною серебряной луною.
Мы кофе пьём и чёрное вино,
Мы музыкою бредим… всё равно.
И зацветает ветка над стеною.
И в этом сладость острая была,
Неповторимая, пожалуй, сладость
Бессмертных роз, сухого винограда.
Нам родина пристанище дала.
Алексей Фёдорович Козловский (1905-1977) пережил Анну
Андреевну Ахматову. Существует предание, что
вдова композитора привезла на одинокую могилу Ахматовой в Комарово
горсть земли с его могилы, которая согрела вечный приют поэта отблесками
азиатского солнца, по которому она всегда при жизни тосковала
Уехав
из Ташкента, А. Ахматова, ценившая бескорыстную дружбу, не оборвала
связей с Эдуардом Бабаевым,
Валентином Берестовым, Галиной
Лонгиновой, Алексеем Козловским, Ниной Татариновой, Зоей Тумановой и другими
ташкентцами. Для неё Ташкент оставался
городом, над которым не властно время. В ташкентских стихах отсутствует
любая оценка пространства и времени:
«здесь царствует наслаждение жизнью» (Е. Потапова-Стрельникова)[17].
Так,
самая страшная война, - обобщит позднее И. Волгин, - свела армянского мальчика Э. Бабаева, генетически
связанного с древней культурой и безоглядно влюблённого в российскую
словесность, под звёздами Средней Азии, на дальней окраине империи, с теми, кого при иных условиях и
обстоятельствах он никогда бы не смог увидеть, а тем паче, войти в этот
«назначенный круг».
Тот
памятный вечер в новосибирском Академгородке продолжился в гостях у Юлии
Виллиевны Лихачёвой, которую попросту в узком дружеском кругу называют Юлечкой,
невзирая на её почтенный возраст. Шумное застолье объединил пушкинский завет:
«Друзья, прекрасен наш союз!/Он, как душа, неразделим и вечен…»
Поклонники
поэзии А.А. Ахматовой, не знавшей границ, - ведь в искусстве и любви границы не
признаются, - снова читали её стихи, посвящённые Азии:
Заснуть огорчённой,
Проснуться влюблённой,
Увидеть, как красен мак.
Какая-то сила
Сегодня входила
В твоё святилище, мрак!
Мангалочий дворик,
Как дым твой горек,
И как твой тополь высок...
Шехерезада
Идёт из сада…
Так вот ты какой, Восток.
«Луна в зените».
Ташкент, 1942-1944.
По возвращении в Ташкент я стала частым посетителем и
участником заседаний Общественного клуба-музея А. Ахматовой «Мангалочий дворик»,
который был создан в 1999 году А.В. Маркевич при поддержке председателя РКЦ Уз.
С.И. Зинина. Музей перешагнул свой десятилетний юбилей, пополнился новыми
поступлениями. При нём работают пять творческих объединений, образовались
контакты с ИМЛИ им. Горького (Москва), с музеями А. Ахматовой в
Санкт-Петербурге «Фонтанный дом» и «Серебряный век».
Здесь состоялась презентация моей первой книги стихов
«Близкое эхо» в 2003 году. Здесь я познакомилась с Вадимом Муратхановым, Евгением
Абдуллаевым, Алексеем Кирдяновым, Левоном Абрамяном, позднее Александром
Евсеевым, Виктором Клепиковым и другими ташкентскими поэтами, а также
композитором и исполнителем авторских песен Геннадием Арефьевым. Здесь
проходили прекрасные незабываемые
творческие вечера народного поэта Узбекистана Александра Файнберга. Именно
здесь на протяжении вот уже 12 лет звучат стихи А. Ахматовой и «серебряного
века». И радостно видеть, что в наши дни
значительных перемен не иссякает интерес к творчеству и выдающейся личности Поэта. Во
многом, это заслуга неизменного общественного директора музея «Мангалочий дворик», двери которого
всегда открыты для любителей русской словесности.
Среди экспонатов музея, представленных ташкентскими
современниками А. Ахматовой - З.А.
Тумановой, Н.Г. Зайко (дочерью С.А. Журавской), Д.А. Рашиди, Р.Х. Такташом,
Х.Х. Алимджановой (дочерью Х. Алимджана и Зульфии), а также архивных материалов
поэтессы Н. Татариновой, серийных выпусков ахматовского ташкентского альманаха
«Мангалочий дворик» самым дорогим для
меня остаётся фотография юного Эдуарда
Бабаева со своей невестой Ларисой в его счастливую пору вхождения в «назначенный круг».
«И всё же назначенный круг оставался прежним, -
вспоминал Э. Бабаев.
- Вам надо записаться в настоящую библиотеку, - сказал
Корней Иванович Чуковский.
- И поступить в университет, - добавила Анна Ахматова.
А что было сверх того, всё было от лукавого»[18].
Назначенный
судьбоносный круг – именно это пространство поэзии и духовных связей в нём с выдающимися деятелями русской культуры ХХ века – Анной Ахматовой,
Борисом Пастернаком, Николаем Харджиевым, Надеждой Мандельштам, Ксенией
Некрасовой, Владимиром Луговским,
открытое в юности, обрекло юного отрока
на вечное служение музам, главную из которых Клио он называл «Музой
Ахматовой».
А. Ахматова признавала только одного учителя - А.С.
Пушкина:
«И было
сердцу ничего не надо,
Когда пила я
этот жгучий зной…
Онегина
воздушная громада,
Как облако, стояло надо мной».
Но
ведь и это «облако» она особенно остро ощутила именно здесь в Ташкенте. Азия вошла органично в стихи Ахматовой. Это
слияние русской и узбекской культуры раскрывает перед нами загадочный
«восточный прищур северных ритмов в ахматовской лирике» (С. Сомова)[19].
«Пиры
нищих» были знамениты не угощением или винами, а «шумом стихотворства» и
«колоколом братства»[20], -
вспоминал Э. Бабаев о Ташкенте сороковых годов.
В честь 75-илетия Ю.В. Лихачёвой из
новосибирского Академгородка в 2012
г . её коллега, ведущий библиотекарь НБ НГУ А. Ф.
Победина в послании к юбиляру ещё раз напомнила об очень важном явлении.
Вспоминается, как Платон описывает «магнетизм» поэзии, связь вовлеченных
в её «магнитное поле»: «Как цепь железных колец заимствует свою силу от
магнита, так муза посылает вдохновение поэтам, которые сообщают его другим. И
так составляют цепь людей вдохновенных…».
От имени сотрудников художественного отдела НБ НГУ и всех, кто был
слушателями незабываемых музыкально-поэтических
вечеров на художественном абонементе НГУ, она благодарила неистребимого романтика Ю.В.
Лихачёву за магнитное поле «Пространства поэзии», за пребывание в мире искусства,
поднимающего на такую высоту чувствования, которая преображает души.
И
тогда в этом пространстве начинают происходить чудесные события: в нём
появляются прекрасные музыканты, писатели, поэты, издаются книги опального немецкого автора, узника сталинских
лагерей Гюнтера Тюрка («Тебе, моя
звезда…» и открываются новые талантливые
имена – номинанта и финалиста премии на портале «Стихи.ру»:
"Поэт года – 2011/12", "Писатель года 2012" Петра
Корытко из Бердска («Тропинкой
слов») лауреата международного
конкурса «Пушкин в Британии» 2007
г . Баха Ахмедова из
Ташкента («Молчание шара»).
Отрадно,
что мандельштамовские «шум стихотворства» и
«колокол братства» неистребимо звучат в пространстве поэзии и в нашем
суматошном 21 веке в Сибири и в
Центральной Азии, притягивая к себе и
приумножая, заражая друг друга своей любовью
и объединяя духовно созвучных людей, бесконечно влюблённых в искусство
художественного Слова и преданных Поэзии.
2001/13
Гуарик
Багдасарова,
http://guarik-guhar.blogspot.com
[1] Ахматова А.Избранное. – Т: Советский писатель, 1943.
Был отпечатан в ташкентской типографии №2.
[2] Ахматова А. Коротко о себе. В книге: Лирика. – М.:
Художественная литература, 1990. С. 7
[3] Бабаев Э. Назначенный круг. В книге: Воспоминания. –
СПб: ИНАПРЕСС, 2000. С. 101
[6] Ахматова А.
Коротко о себе. В книге: Лирика.
– М.: Художественная литература, 1990. С. 8
[7] Ахматова А. Стихотворения. – М.:
Государственное издательство художественной литературы, 1958. Надпись: «Эдуарду Бабаеву на память о моих годах в
Ташкенте. Дружески: Ахматова, 12 мая 1959 г . Москва».
[8] Там же, С. 121
[9] Бабаев Э. Назначенный круг. В книге: Воспоминания. – СПб: ИНАПРЕСС,
2000. С. 125
[10] Ахматовский ташкентский
альманах «Мангалочий дворик» - Т.: Клуб-музей Ахматовой РКЦ Уз, 2003. С. 54
[11] Там же. С. 332
[12] Бабаев Э. Назначенный круг. В книге: Воспоминания. –
СПб: ИНАПРЕСС, 2000. С. 83-127
[13] Багдасарова Г. Прогулки по Москве. В книге: Близкое
эхо, 2 том. – Т.: Издательство ZAR GALAM , 2006. С. 220-238
[14] «Надо читать трудные книги» - В книге: Бабаев Э. «Высокий мир
аудиторий» - М.: Факультет журналистики МГУ, 2008. С. 503
[15] Яновская Н. Музыка узбекского кино.
[16] Названное произведение. - //Музыкальная академия, №3, 1994 .
[17] Потапова-Стрельникова Е. «Я научила женщин говорить».
/Мангалочий дворик. – Т.: Клуб-музей А.
Ахматовой «Мангалочий дворик» РКЦ Уз. – Т., 2003. С. 85
[18] Бабаев Э. Воспоминания. – Санкт-Петербург: ИНАПРЕСС,
2000. С. 127
[19] Сомова С. « Мне дали имя – Анна». Ахматовский ташкентский альманах – Т,
2003. С. 51
[20] Бабаев Э. Воспоминания. – Санкт-Петербург: ИНАПРЕСС,
2000. С. 141
Комментариев нет:
Отправить комментарий