Япония
– Страна восходящего солнца,
сверхскоростных инновационных технологий и древних традиций, несокрушимого
мужества народа – полноправного
преемника культуры самураев остаётся неразгаданной загадкой для всей
планеты людей и в XXI в.
Дело
даже не в том, что при закладке, например, в прошлом столетии здания центра ядерных исследований японцы со
всей серьёзностью совершали обряд «умиротворения земли» и сумели стойко
перенести удары сокрушительного землетрясения
в этом году, равного по своей мощности
ядерным взрывам Хиросимы и Нагасаки в конце второй мировой войны.
Синтоистские храмы специализируются на продаже амулетов, гарантирующих
безопасность от автомобильных аварий. В прошлом году на выставке японского
искусства в Арт галерее узбекские дети
под руководством японцев вручную делали из разноцветной бумаги журавликов ради
сохранения мира и благосостояния всей
планеты. В Японии ребёнок, познавая окружающий мир, не вникает в смысл
традиций, а получает готовые схемы и модели поведения, которые лишь со временем
наполняются для него патриотическим содержанием.
Гораздо
существеннее другое: когда японец, наш современник, переступает порог своего дома, с ним
происходит «некое магическое перевоплощение». Он словно порывает с суетным
внешним деловым миром ради мира своих предков. Именно за порогом жилища
вступает в силу традиционный домострой с его догмами предписанного поведения.
Японец предпочитает жить в крошечной квартирке «апато», а если он живёт в усовершенствованном
особняке, - то и здесь опирается на психологический стереотип простоты и
функциональности жилья. В Японии традиционность воспринимается как неотъемлемая
часть современности во всём. Синтоизм, в отличие от других мировых религий -
буддизма, христианства и ислама, обращённых ко всему человечеству, - апеллирует только к «единой японской нации».
Япония
чуть ли не единственная страна в мире, построившая высокоразвитое
индустриальное общество в условиях сохранения логографической системы письма – каллиграфии – и намерена сохранять эту
систему в дальнейшем. В японской письменности заложены чрезвычайно
лаконичные национальные стереотипы. Эта
предельная сжатость достигается благодаря ценному качеству иероглифической
письменности – возможности опускания служебных слов и словообразующих
грамматических частиц. Таким образом, стереотип превращается в одно слитное
понятие, обладающее, подобно сжатой пружине,
большой энергией. Причём, чтение иероглифов по китаизированной системе
придаёт им внутренний ритм и чеканность, не свойственные разговорному японскому
языку. При переводе стереотипы проигрывают в компактности, становятся
многословными, теряют свой полифонический характер.
Второго ноября в Галерее изобразительного искусства Узбекистана состоялась
демонстрация каллиграфии от мастера Хамазаки Мичико.
Мичико
Хамазаки родилась в Японии в префектуре Ямагата и сейчас живёт в Йокогаме.
Бакалавр Токийского университета искусств и наук после окончания аспирантуры
увлеклась каллиграфией. С 1990
г . она демонстрирует свои каллиграфические произведения в разных
городах Японии и Европы. Её достижения в стиле «дайжикиго»
с 2007 г .
успешно используют в польско-японском
институте информационных технологий и в Университете Саламанка в Испании.
Интерес
к искусству японцев на Западе вызван тем, что европейская культура в целом
прагматична. Она создаёт ложные
предпосылки полной защищённости человека и как следствие – полное невнимание к
судьбе другого. Эти идеи культивируются в последнее время как в России, так
и у нас на узбекской земле. По этой причине глянцевые журналы заполнены
до краёв одинаковым маскарадом «инженеров человеческих уш» (Ю. Норштейн), если
воспользоваться лексикой оториноларинголога. Массовая культура повсеместно
культивирует ощущение, что в
пространстве можно защититься от ударов судьбы – сделать комфортной не только
внешнюю, но и внутреннюю жизнь, но ведь это
большое заблуждение. В поисках истины мы снова и снова обращаемся к
искусству, в частности, японскому.
«Философия
японцев, - отмечает известный мультипликатор
Ю. Норнштейн, - в их религии. У них человек может исповедовать одновременно
– буддизм и синтоизм. Одна религия направлена в небо, другая – в семью. Отсюда
внимание и к тычинке цветка, и к небесам. Одна из задач искусства – открыть
человека человеку».
В
Узбекистан Мичико Хамазаки приехала
впервые, чтобы не только
продемонстрировать своё искусство каллиграфии, но и поделиться его секретами со зрителями.
Мастер
использовала стиль «дайжикиго» - написание каллиграфии на очень большом
листе бумаги – он лежал на полу (10х5) м
- с применением большой кисти (весом 7 кг ), пропитанной тушью. В крепких руках зрелого
мастера – худощавой седовласой женщины
маленького роста - кисть ритмично танцевала на бумаге, а брызги от кончика
кисти разбегались в разные стороны. Директор
узбекско-японского центра Нишиваки
Хидетака, сотрудник Арт галереи Ишикава Жюнко
распорядились дать кисточки поменьше присутствующим зрителям. К их
восхищению, они смогли оставить свои автографы тушью на этом панно на разных языках. Вмиг ташкентские зрители
почувствовали себя соучастниками невиданного
и незабываемого творческого
процесса – настоящей мистерии. Я спросила, как можно назвать этот коллективный
шедевр. Художник ответила лаконично: «Любовь».
На
вопрос, почему мастер выбрала именно этот стиль «дайжикиго» для демонстрации своего творческого потенциала, она рассказала
об автобиографических истоках
возникновения её каллиграфических
работ, украшавших стены выставочного зала Галереи изобразительного искусства:
-
Во-первых, этот стиль подчёркивает широту, высоту и силу духа, которая есть в
людях. С 1960 г .
я съездила 10 раз в Китай, чтобы изучить
корни каллиграфии. Я изучала их разнообразие на скалах и памятниках старины, в
пустыне и горах Тибета. Там я получила сильный импульс для того, чтобы написать
иероглиф на большом листе.
Для
этого мне приходится приложить все силы и сосредоточить своё внимание на творческом
акте: «Для меня каллиграфия – это
вызов самой себе. «Дайжикиго» - это
действие, чтобы убедиться, что я живу здесь и сейчас», - говорит
госпожа Хамазаки.
Вторая
причина, - это делиться искусством каллиграфии с другими. «Дайжикиго» требует
отдачи много энергии. Если вы пишете иероглиф на большом листе только для себя,
вы не сможете почувствовать тот подъём энергии, который вы получаете от
демонстрации «дайжикиго» перед зрителями. Делиться каллиграфией с другими –
означает духовное сотрудничество:
внутренняя связь мастера и зрителей.
Традиционно
каллиграфия оценивается после завершения работы, а в моём случае всё наоборот:
мастер пишет самое подходящее главное
слово для этого случая, которое выбирают зрители на месте, как сегодня:
«ЛЮБОВЬ» и фактически участвуют в
процессе каллиграфии.
Существует
легенда об одном древнем китайском
художнике, который достигнув совершенства, менял своё имя, чтобы начать снова с
белого листа. Прежний творец исчезал в
небытие. Заново рождённый художник без прежней славы новыми произведениями
доказывал право на новое имя. По этому
принципу живёт и творит Хамазаки Мичико.
Воодушевлённая
аплодисментами и психологической поддержкой
зрителей, в двухчасовом творческом акте мастер
открывает для себя свои неожиданные способности. Конечная работа
нравится всем без исключения, так как она явилась коллективным результатом совместной работы мастера и зрителей и
породнила их навсегда. Эту работу мастер покажет в Японии и зарубежных странах
и снова перед новыми зрителями продемонстрирует своё неповторимое искусство
каллиграфии в стиле «дайжикиго».
Человек
измеряется бесконечностью соединений с
пространством жизни, природы. Об этом свидетельствовали не только чёрно-белые
каллиграфические произведения мастера Хамазаки Мичико, но и букеты «икебана»,
украшавшие однодневный вернисаж. Они были так
же лаконичны, как каллиграфия,
строги по композиции и одновременно так же необъятны в своём духовном значении для нас: «Костёр немыслимой
любви» (В. Маяковский), как время и пространство в их развитии, как миг между
сном и пробуждением, как внезапное озарение жизни при соприкосновении с Прекрасным.
Софа
Тишигахара, создатель школы Соитсу, связанной с икебана («аранжировка цветов») говорит
об этом уникальном традиционном национальном искусстве японцев: «Икебана создаёт не
красоту, а характеры. Для меня Икебана – люди… Цветы обращаются к чувству, они
пробуждают сознание, возникает картина
распада, гибели…».
Существуют
лишь три элемента: линия, цвет, отвлечённый дух – последнее главное. Мастера
икебана создают
цветочные образы по художественному принципу: «Не пытайтесь создать
копию матьериального мира, но дайте форму своим мыслям и чувствам!»
Что-то
сильное и жестокое заключено в труде художника икебана: он уничтожает цветы,
чтобы дать им новую жизнь, одухотворить
их собою: он убивает, чтобы продлить жизнь своего духа. «Икебана» - это драма,
предопределённая заранее, она происходит между человеком и цветами. В этом значении
она близка японской каллиграфии - это взаимоотношения мастера кисти с миром, с окружающими людьми, в которых может быть заложена
и трагедия, и высокая поэзия - гимн жизни.
Зрители
уходили с выставки, почерпнув в ней внутреннюю радость и детское удивление
миром и с желанием быть абсолютно искренними и не стесняться своих чувств ни в
обыденной жизни, ни в творчестве, как японцы.
Гуарик Багдасарова
Фото Раисы Крапаней
Комментариев нет:
Отправить комментарий