14 февраля - День всех влюблённых!
«Любовь - жажда бессмертия.
Она же бессмертный дух»
Сократ.
«Склонись над собственным колодцем, чтобы увидеть в глубине его звёзды великого неба…»
Ф. Ницше.
«Суть творчества неосязаема.
Истинно то, что духовно…»
Светлана
Каплий.
Евгений
Богат в своей книге «Что движет солнце и светила»1 тонко заметил, что замечательная эпоха
Возрождения началась не с великого зодчества, не с великой живописи и не с
великих путешествий, а с великой любви. Новая глава в истории человеческого
духа открылась строкой о любви. Эта эпоха была освещена космической мощью
чувства, «что движет солнце и светила» (Данте, 14 в.). Люди Ренессанса умели
видеть единственную высшую истину о человеке: способность любить, этот «отблеск
божественной красоты» (Петрарка, 14 в.). В отличие от не ослеплённых любовью
людей нынешнего 21 столетия, грубого и прагматичного, одурманенного
товарно-рыночными отношениями, то был век не ослепления, а скорее прозрения
истины.
Сегодня
в телерадиоэфире, на страницах газет и модных журналов можно всё узнать о
целительной силе воды, пива, секса, магии, различных психологических тренингов
и очень мало или почти ничего - о нравственной силе любви. Мы словно забыли
завет великого классика русской литературы 19 века Ф.М. Достоевского о том, что
оздоровление корней надо начинать с человека. Обращаться же исключительно к
мерам административным - это, по Достоевскому, ставить телегу впереди лошади.
Никакие экономические усилия сами по себе не принесут устойчивых плодов, если
не изменятся исполнители. Но если «восстановится» человек, - воспрянет и
экономика, и финансы умножатся. Чтобы поднять
народное хозяйство, следует прежде всего оздоровить моральный климат в
обществе2 .
К.С. Станиславский (1863-1938) в последние
годы жизни тревожился о потере духовности в современном искусстве, о том, что
внутренний смысл, идеал, заменяется утилитарным лозунгом, а содержание
становится плоским, исчерпывающимся в двух словах, доводится до абсурда.
Станиславский готов был приветствовать любые стили, если они раскрывают «жизнь
человеческого духа на сцене»3 .
Вл. Маяковский,
вопреки укоренившемуся мнению в 20 веке о «железном» поэте, много писал о
любви. Он как-то обмолвился: «И человека любовь сцепляет с жизнью…». В
последних черновиках он писал:
«Смотри, любимая, какая в мире
тишь.
Ночь обложила небо звёздной данью.
В часы в такие
вот растёшь и говоришь
Векам, истории и мирозданью…» 4.
И рядом он
написал:
«Море уходит вспять,
Море уходит спать…»
В те годы Маяковский без устали и без
отдыха работал в «Окнах РОСТА». Врачи советовали ему не работать 6 месяцев.
Брики были за границей. В квартире на Гендриковом переулке ночью, кроме
ласковой собачки Бульки, - никого; в комнате-лодочке дома №3/6 по Лубянскому
проезду - ни души. Эта квартира несколько раз упоминается поэтом в его стихах:
«Я в комнате-лодочке проплыл три тыщи дней». Из окна виден небольшой
асфальтированный двор, окружённый со всех сторон высокими домами конца 19 века.
Его жизнь оборвалась в этой маленькой комнате 14 апреля 1930 года из-за отчаянного одиночества, жизненных
разочарований и нервного истощения.
«Верблюд на
камине. Жизнь построена не для себя. Жизнью построены стихи, готовые к смерти и
к бессмертной славе», - такой трагический итог подводил своему жизненному и
творческому пути Вл. Маяковский, «яростный гладиатор на трибуне и ласковый друг
среди близких по духу людей» (Ю. Олеша). Он прекрасно понимал, когда человек
слаб или когда движение кончается, нужен пустяковый предлог для смерти.
Поэт О.
Мандельштам, впоследствии пропавший без вести в сталинских лагерях, писал в эти
же годы, полные драматизма, которым только сейчас историки пытаются дать
объективную оценку:
«Немногие для вечности живут.
Но если ты мгновеньем озабочен,
Твой жребий страшен
И твой дом не прочен».
С годами всё более остро начинаешь
осознавать истинность этих признаний, как свою внутреннюю тягу заново осмыслить
всё пережитое умом и сердцем. Оказывается, мы всей душой привязываемся к тем,
кто уже не может нам доставить ни былых радостей, ни огорчений: «Иных уж нет, а
те далече…» (А. Пушкин). Мы вновь и вновь возвращаемся к образам тех людей,
которых знали или любили когда-то, теперь уже без чувства досады и
разочарования, а скорее благодарности им за то, что
они были в нашей жизни и не исчезли бесследно, а с ними и ощущение нашей
юности, былой беспечности и доверия людям. Известный советский писатель В.
Катаев утверждал: «Синяя птица внутри нас». Это тема возвращения человека к
самому себе. С этим утверждением перекликаются «Письма о добром и прекрасном»
Д.С. Лихачёва с их заветной мыслью, обращённой к молодёжи: «Память противостоит
уничтожающей силе времени… Принято примитивно делить время на прошедшее,
настоящее и будущее. Но благодаря памяти прошедшее входит в настоящее, а
будущее как бы предугадывается настоящим, соединённым с прошедшим. Память -
преодоление времени, преодоление смерти»5 .
Белые стихи австрийского поэта Р.М. Рильке подтверждают эту
истину: «…величайшее нравственное значение памяти. Без памяти нет совести» (Д.
Лихачёв):
« Кто нам сказал, что всё исчезает? Птица, которую ты ранил,
- кто знает, - не остаётся ли полёт? И, может быть, стебли объятий переживают
нас, свою почву? Длится не жест, но жест облекает нас в латы золотые, - от
груди до колен. И так чиста была битва, что ангел несёт её вслед» (перевод М.
Цветаевой).
И даже, когда мы остаёмся совершенно одни, мы осознаём:
«Вселенная полна милосердия и любви. Всё проходит. Свет любви и тепло остаются
в теле и в сознании на всю жизнь» (В. Соловьёв).
Мой любимый поэт А. Тарковский подтверждает эту истину в
стихотворении «Дерево Жанны»:
«…Вот
почему, когда мы умираем,
Оказывается, что ни полслова
Не
написали о себе самих,
И то,
что прежде нам казалось нами,
Идёт по
кругу
Спокойно, отчуждённо, вне
сравнений
И нас
уже в себе не заключает…»
1959
Может быть, в силу
этого обострённого чувства причастности личной внутренней жизни к жизни
всеобщей, слияния твоего истинного существа с сущим, человеческое сознание пока
не в силах осмыслить смерть, уход из этого мира близкого человека. Он
продолжает для нас с нами жить. Гибель А.С. Пушкина для нас абстрактное
понятие, жизнь его - вечно сиюминутная живая реальность. Адресаты моих писем,
стихов, герои моих книг и публицистических статей - они все продолжают жить в
каждом моём дне (покуда я жива). Как известно испокон веков, кто родил и
вскормил истинную добродетель, тому достаётся в удел любовь богов и если
кто-либо из людей бывает бессмертен, то именно он. Скромные и безызвестные герои, на мой взгляд, отмечены отблеском
божественной красоты и любви: они достойны стать объектом внимания читателей, потому что в каждом из них, пусть
даже в какой-то один миг, поэзия победила прозу жизни и над земным бытием
восторжествовал «мерцающий огонёк живого чуда, живой жизни». А ведь именно «это хрупкое
торжество над мраком небытия, - как утверждает писатель Е. Богат устами своего
невыдуманного героя Э. Гольдернеса, - только это и роднит людей друг с другом,
даёт им забыть об ужасе неизбежного ухода». Я приглашаю вас, мои читатели,
вместе со мной разделить это воссозданное пером состояние чистого прекрасного
покоя и полной гармонии - любви, этой музыки души, «слушать которую приятно до
слёз и нельзя пошевельнуться, чтобы не спугнуть её, вечно гонимую нашей жизнью»6 .
Неоспоримо прав был гений А. Пушкин, когда сказал («Моцарт и Сальери»):
«Одной
любви музыка уступает.
Но и
любовь - мелодия».
Примечание
1.
Указ соч. -
Новосибирск, 1981.
2.
Волгин И.ю
последний год Достоевского. //Дружба народов, №6, 1985
3.
Строева М. Режиссёрские
искания Станиславского (1917-1938). – М., 1977. С. 310
4.
По другой версии:
«В часы в такие вот встаёшь и говоришь…»
5.
Лихачёв Д. Письма
о добром и прекрасном. – М.: Детская литература, 1985. С. 160
6.
Из последнего
Эдуарда Гольдернеса – поэта и переводчика (1967) в книге: Богат Е. Что движет солнце и светила. Любовь
в письмах выдающихся людей. – Новосибирск, 1981.
Лирическая
страница
Из книги «И я причастна…»[1]
***
Бродить без дела и без цели,
И без желанья отдохнуть.
Придти домой - открыть все
двери
И окна настежь распахнуть.
Пьянеть от музыки Шопена,
От свежести дождя рыдать
И нежность в сложенных
ладонях
Тебе до капельки отдать.
***
Ливень-ливень большой!
Задыхаясь, внемлю.
Как он жадной струёй
Пробивает землю.
Звоны тысячи струн
Низвергает в лужицу
И гремит, издыхаясь,
Дьявольской музыкой.
"Кап!" - и выбила
капля
Первый листочек,
Очень гордый и дерзкий.
Хоть сам с ноготочек.
"Дзинь!" и в небе
рассыпался
Крик журавлиный.
Это солнце сверкнуло
И лижет пылинки.
Ночной разговор
Но кто же в полночь светом
входит?
Снимая тень от сомкнутых
ресниц,
Он долгий диалог со мной
заводит,
И Вечность нас сближает в
этот миг.
Мне эти встречи за пределом
будней
Необходимей сутолоки дня.
Вот снова зазвучали струны
лютни,
И я коснулась лёгкого крыла.
Я отвыкаю от звонков
бездомных.
Из снегопада, из лесной тиши
Давно нет зова жизни - и
беззвучно
Предвижу близость ангела в
ночи.
Снег льнёт к губам, и тень
его не тает.
В фонарном круге мрак
дробится в свет,
И дней моих мерцанье отступает,
И проступает истин полусвет.
Из цикла: "Времена года"
***
Каждый миг наполняется
смыслом глубинным, звучанием
струнным.
Мечты, покинувшие меня в
сутолоке дней,
вернулись и расцвели
первоцветом в вечерних сумерках.
Исповедальны скользящие
книжные, нотные знаки.
Глиняные цветы в руках
оживают, как люди,
Богом созданные. Что бы
значило это?..
Возрождение жизни!…
Из несохранившегося блокнота
Неожиданно признался:
«Ты цветок… Нет, целый букет.
Я держу в руках охапку
цветов.
Твоя улыбка лучезарна.
В ней весь твой свет, солнце.
Я люблю её больше тебя,
Потому что в ней вся ты.
Твоё лицо от снега светится,
И снег от твоего лица
сверкает.
Когда не было тебя,
В этой комнате не было жизни.
И там за домом всё было пусто,
серо.
Когда ты появилась здесь,
Здесь появилась жизнь,
любимая…»
Это было очень давно.
***
А я, быть может, только снег?
Ты – свет, последний,
поздний.
Я из того огня произошла,
Чтобы растаять и уйти в тебя.
То свет, то снег перемежают
воздух
И танец вьют двух душ –
слепой и розный.
А завтра ранний луч смахнёт с лица земли
Следы родства, случайного
соитья.
В обличье вечном явится весна
Без памяти о прародителях.
Снежная весточка
Обет молчания опять нарушен.
И вновь не пересилена тоска.
Моя любовь снежинок стаей
Летит, летит к
тебе без вожака.
Возможно, пешеходы улыбнутся,
Встречая «скерцо» на лету.
А может быть, романсом отзовутся
Моя печаль и нежность на ветру.
Я предварять события не вправе:
Твой жест или движение души.
Сегодня кружит снегопад печали,
А завтра солнце землю оживит.
Из цикла: "Восточные
мотивы"
Струны Земли
"Подобное познаётся
через подобное".
Прислушайся к сердцу
магнитного поля Земли!
Клавиатура органа способна
воспроизвести
Самые высокие и низкие тона,
Возвышенные и низменные вибрации
Человечества всех времён.
Это магнитные записи -
Всё, что было и будет, -
Записано и сохранено для
Вечности.
Узбекской поэтессе
Мукараме Мурадовой
Но сердцем вы понять меня
могли.
Так понимал Есенин Саади
И Гёте плакал над стихом Хафиза.
С Востока свет поныне в мир
идёт
И побеждает время и
пространство.
И несмотря на разность
языков,
Мы вышли из духовного
собратства.
Мы гимн любви и доброте поём.
И как Атланты держат небо,
Глаголом укрепляем общий дом,
В котором небожители - поэты.
Воспоминание, навеянное букетом
сирени
Земное воплощенье Красоты,
Воспоминанье о дворе цветущем
И маме молодой, срезающей
цветы
Под этими сиреневыми кущами
И в дом вносящей аромат
мечты,
Не розовой, - сиреневой и
звучной! -
О том, что вместе всюду будем мы
Так счастливы, и молоды, и
нежны,
Как двор в сиреневом дыму
И капли дождевые у подножия
Калитки, приоткрытой в мир,
Неведомый дотоле и влекущий.
***
Я свободна. Ты свободен.
Завтра лучше, чем вчера.
Над Анхором быстроводным
Синь небес и чистота.
Я давно не одинока.
С той поры, как ты ушёл,
Гости с запада-востока
входят в мой открытый дом.
Мы беседуем о жизни.
Диалог культур ведём
И за трапезой вечерней
Смысл бытийный познаём.
Ты же бродишь всё по свету.
Поиск истины тернист.
Есть короткие тропинки.
Есть пути длиною в жизнь.
2005
В Акташе
(трилогия)
и песня птицы-вестницы зари
Мне ублажают душу всласть.
Они подобны шёпоту любви.
Но негу розы в утренней росе
Не превозмочь и не перевести.
Безмолвие её, как тихий свет,
Не ведает житейской суеты.
В горах шумит ручьёв каскад.
Но слаще звука розы немота.
Дыханье розы, что держал
Бехзад,[2]
Меня с тобой связало
навсегда.
***
Привет, Акташ! Сердечный
Ассалом!
Я снова здесь под Богом, как
в раю,
Где солнце мы встречаем
поутру,
Что согревает мир своим
теплом.
Здесь старики о Вечном
говорят
И молятся о совершенстве.
За непорочный жизненный уклад
Всевышний возвещал
блаженство.
Здесь можно жить в согласии с
душой.
Быть ближе к небу, звёздам,
даже Богу, -
Перелистать всю жизнь, как
книгу Бытия,
И захотеть начать её
по-новому.
На рассвете в Акташе
Горы в синей дымке в Акташе
К небу проросли стеблями
строчек.
Тополь серебрится на пустой
меже.
Звёзды меркнут в ранней
тишине.
Воздух чист, и нежен,
бархатист,
Ласково деревья омывает.
Небо рассекает стая птиц,
Гимн заздравный солнцу
запевая.
Здесь просеиваем каждый божий
миг
Сквозь чистилище омытого
сознанья
И спускаемся в долину –
грешный мир,
Как новорождённые невинные
созданья.
Заново готовы подвести итоги,
Отпустить обиды, позабыть ненастье.
Нет конечной станции у
счастья.
Есть лишь долгий Путь к себе
и к Богу.
Чилля
В Центральной Азии блажит
«чилля».
Пятки ног обжигает горячий
песок на пляжах.
Спелые арбузы трескаются от
прикосновения ножа.
Небо струится наземь
прозрачным потоком света.
Так что кажется иногда, что
мы вовсе не люди,
А рыбы, обитающие на дне
воздушного океана.
Моим друзьям
Комментариев нет:
Отправить комментарий