вторник, 7 января 2014 г.

Л.Н. Толстой – подвижник культуры


Михаил  Тарковский, племянник великого режиссёра Андрея  Тарковского,  в  своей  повести "Тойота Креста" пишет об  одиночестве России и о том, что ей надо помочь... «Как и кто помочь может? - Люди-вершинки,  подвижники, подвижники культуры",  – отвечает  писатель на свой судьбоносный вопрос.
Один из  таких недопонятых и недооценённых  колоссов мысли и самых на сегодня востребованных  – «подвижников культуры»  –  русский писатель рубежа XIX-XX вв. Л.Н. Толстой.


Более ста лет назад  7 ноября 1910 г. на никому дотоле не известной станции Астапово закончилась, как написал Бунин в эссе "Освобождение Толстого", "не только жизнь одного из самых необыкновенных людей, когда-либо живших на свете, - кончился еще и некий необыкновенный человеческий подвиг, необыкновенная по своей силе, долготе и трудности борьба за то, что есть "освобождение".
По удивительному совпадению, эти слова были приведены в книге "Мысли мудрых людей на каждый день", которую Лев Николаевич составлял в последние годы своей жизни как раз на странице, отведенной дню седьмого ноября:
"Входите тесными вратами: ибо широки врата и пространен путь, ведущие в погибель; и многие идут ими: ибо тесны врата и узок путь, ведущие в жизнь, и немногие находят их".
Знаменитый писатель пришел к выводу о том, что "учения буддизма и стоицизма, как и еврейских пророков, в особенности Исайи, а также китайские учения Конфуция, Лао Дзы и мало известного Ми-Ти, - все возникшие почти одновременно, около 6-го века до рождества Христова, все одинаково признают сущностью человека его духовную природу, и в этом их величайшая заслуга"
"Учение Христа является для меня только одним из прекрасных религиозных учений, "- писал Толстой, - "которые мы унаследовали от древних египтян, евреев, индусов, китайцев, греков. Два великих принципа Иисуса: любовь к Богу и любовь к ближнему проповедовались всеми мудрецами мира: Кришной, Буддой, Лао Дзы, Конфуцием, Сократом. Истина нравственная и религиозная всегда и везде одна и та же. Я не чувствую никакого предпочтения к христианству". По воспоминаниям Леонида Андреева, Толстой "много раз подчеркивал свою связь с китайцами и индусами. Постоянная переписка и свидания с лучшими представителями этих народов укрепляют в нем давнее убеждение, что ex oriente-lux." (свет - с Востока [лат.])
По воспоминаниям Максима Горького, в разговоре о Достоевском Толстой сказал: "Ему бы познакомиться с учением Конфуция или буддистов, это успокоило бы его. Это – главное, что нужно знать всем и всякому".
Великий физик XX в. Альберт Эйнштейн был близок в своём мировоззрении Л.Н. Толстому:
"Религия будущего будет космической религией. Она должна будет преодолеть представление о Боге как личности, а также избежать догм и теологии. Охватывая и природу,  и дух, она будет основываться на религиозном чувстве, возникающем из переживания, осмысляемого единства всех вещей — и природных, и духовных. Такому описанию соответствует буддизм. Если и есть религия, которая может удовлетворять современным научным потребностям, — это буддизм".
В своем предсмертном письме Лев Николаевич советует сыну Сергею подумать "о своей жизни, о том, кто ты, что ты, в чем смысл человеческой жизни и как должен проживать ее всякий разумный человек. Те,  усвоенные тобой взгляды дарвинизма, эволюции и борьбы за существование не объяснят тебе смысл твоей жизни и не дадут руководства в поступках; а жизнь без объяснения ее значения и смысла и без вытекающего из нее неизменного руководства есть жалкое существование". Толстой настойчиво советовал молодым людям заниматься тем, "что вы в гимназии не узнаете... Неужели бог, или судьба, или закон природы может быть так несправедлив, что откроет истину только тому, что учился 12 лет в учебном заведении?"
Лев Николаевич с поразительным постоянством утверждал, что истина эта состоит в том, что "основа жизни человеческой не есть тело, а живущее в телах людей, в условиях пространства и времени, непостижимое, но живо сознаваемое человеком духовное начало…"
Развивая эту идею, он пишет: "то, что мы называем нашей жизнью (это особенно ясно выражено в настоящем, неизвращенном учении Будды Шакьямуни), есть не что иное, как все большее и большее освобождение этого духовного начала от телесных условий, с которыми оно связано, и все большее и большее слияние этого духовного начала посредством любви с однородным ему тем же духовным началом в других существах ..."
По Толстому, "прожить свою жизнь хорошо значит прожить ее в любви со всеми людьми, не делая никому зла, и не только не отплачивать другим за их грехи, а прощать всем и все, кроме себя".
Толстой неоднократно подчеркивал, что это "не моя выдумка, а ... мысли и учения всех величайших мудрецов мира, начиная с индийских браминов, Будды, Конфуция, Лао Цзы, Христа, Магомета и до величайших мыслителей последнего времени, не Марксов, Дарвинов и им подобных, а Паскалей, Кантов, Шопенгауэров, Эмерсонов и других, которые все говорят одно и то же, а именно, что жизнь человеческая будет хороша для каждого человека только тогда, когда человек все силы свои будет направлять не на то, чтобы устраивать жизнь других или мстить тем, которых он ненавидит, а на то, чтобы увеличивать в себе любовь и в самом себе исправлять свои недостатки, грехи, пороки, - а их у всех нас достаточно …"
"Поймите все безумие своей жизни…", - призывал автор «Исповеди», равными которой в европейской литературе по глубине философского содержания были только две других: Марка Аврелия и Руссо.
Толстой уверен, что "понятие Бога, духовного начала всего, есть такое великое и необходимое понятие, до которого мы одни никогда не додумались бы, если бы оно не было открываемо людям постепенно усилиями мысли величайших мудрецов мира". Он сетует на то, что люди думают, что эти устаревшие понятия не нужны современным людям, что можно обойтись без них, "имея радий, аэропланы, электричество". "Да, можем, - говорит он, - но только как животные, а не как люди, как мы и живем теперь в наших Нью-Йорках, Лондонах, Парижах с 30- этажными домами".
Лев Николаевич страстно призывал своих современников: "Хоть на часок отрешитесь от тех мелочей, которыми вы заняты и которые кажутся вам такими важными: все ваши миллионы, грабежи, приготовления к убийствам, ваши парламенты, науки, церкви. Хоть на часок оторвитесь ото всего этого и взгляните на свою жизнь ... на свою душу, которая живет такой неопределенный, короткий срок в этом теле ....  и поймите все свое безумие, и ужаснитесь на него. Ужаснитесь и поищите спасения от него. Оно у каждого из вас в душе вашей. Только опомнитесь на часок, и вам ясно будет, что важное, одно важное в жизни - не то, что вне, а только одно то, что в нас... Только поймите то, что вам ничего, ничего не нужно, кроме одного, спасти свою душу и что только этим мы спасем мир".
Толстой понимал, что реальные войны являются следствием деградации человеческого сознания, неразрешимости внутренних конфликтов. "Выбора нет людям нашего времени: или, наверное, гибнуть, продолжая настоящую жизнь, или de fond en comble [сверху донизу, фр.] изменить ее".
Он предлагает "ничего не делать для изменения своего внешнего состояния и все силы направлять, сосредоточивать на улучшение своей души. Большинство же людей делают обратное: всегда довольны своей душой, собой и всегда недовольны своим положением - стараются улучшить его, этим самым еще больше вредя душе".
"Пусть человек только сам для себя перед Богом стремится к совершенству, веря, что это его совершенство нужно всему миру; и он совершит великое - спасет мир... Нужно верить в огромность этого дела... "
Толстой утверждал, что есть только одна истина, которая "раз навсегда открыта в сердцах всех людей". Он неустанно повторял имена великих мира сего, которые "делали только то, что они откидывали ложь личных заблуждений, нараставшую на эту истину, и показывали истину во всей ее чистоте..."
В письме Ю.Ф.Самарину Толстой признавался: "У меня есть мои пристрастия, привычки, мои тщеславия, сердечные связи, но до сих пор - мне скоро 40 - я все-таки больше всего люблю истину и не отчаялся найти ее и ищу и ищу ее". И на смертном одре он остался верен своему жизненному предназначению. 6 ноября 1910 г. Толстой позвал сына, и когда тот подошел, тихим голосом сказал: "Сережа! Я люблю истину... Очень люблю истину..."
В своих воспоминаниях о Толстом Максим Горький писал: "Иногда кажется, что он пришел откуда-то издалека, где люди иначе думают, чувствуют, иначе относятся друг к другу... и даже другим языком говорят. Он сидит в углу, усталый, серый, точно запыленный пылью иной земли, и внимательно смотрит на всех глазами чужого и немого".
Горький вспоминает, как Толстой сказал ему: "Кто научился размышлять, тому трудно веровать... Вы родились верующим, и нечего ломать себя". "И я, - продолжает Горький, - не верующий в бога, смотрю на него почему-то очень осторожно, немножко боязливо, смотрю и думаю: этот человек — богоподобен!"[1]
"Мы, вероятно, существовали прежде этой жизни, хотя и потеряли о том воспоминание", - написал молодой Лев Толстой в своем романе "Юность". И спустя 50 лет: "Умиление и восторг, который мы испытываем от созерцания природы, это - воспоминание о том времени, когда мы были животными, деревьями, цветами, землей..."
И..С. Тургенев вспоминал, как Толстой, увидев жалкого старого мерина, начал его гладить, приговаривая, что тот, по его мнению, должен был чувствовать и думать. "Я не выдержал и сказал: `Послушайте, Лев Николаевич, право, вы когда-нибудь были лошадью. Да, вот извольте-ка изобразить внутреннее состояние лошади'". Прочитав "Холстомер", Тургенев сказал: "Лев Николаевич, теперь я вполне убежден, что вы были лошадью".
Далее Толстой рассуждает о том, что, несмотря на то, что человек нам кажется " выше других, но как вниз от человека - бесконечно низших существ, которых мы отчасти знаем, так и вверх должна быть бесконечность высших существ, которых мы не знаем..."
А вот запись, сделанная Толстым в дневнике за три года до смерти: "Точно так же, как в теперешней жизни после каждого засыпания и пробуждения жизнь все больше и больше открывается, так и истинная жизнь все больше и больше открывается с каждым рождением после смерти".
Интуитивные прозрения Толстого ошеломительны для тех, кто знаком только с его художественным творчеством. Вот одно из них: "Каждый поступок ничто в сравнении с бесконечностью пространства и времени, а вместе с тем действие его бесконечно в пространстве и времени".
О гениальном осознании великим мыслителем космических законов и глубоком проникновении в сущность природы реальности также свидетельствует, например, такое высказывание:
"Мало того, что пространство и время и причина суть формы мышления и что сущность жизни вне этих форм, но вся жизнь наша есть (все) большее и большее подчинение себя этим формам и потом опять освобождение от них.
…Ничего нет в жизни верного, кроме ничтожества всего понятного мне и величия чего-то непонятного и важнейшего".
На первый взгляд, отношение Толстого к науке достаточно парадоксально. Поскольку, по Толстому, "науки не дают ответа о смысле жизни, а лишь показывают, что в необъятных, с их помощью открытых горизонтах, ответа на этот вопрос нет", он пришел к выводу, что “ничто так не препятствует свободе мысли, как вера в прогресс. Не обладая специальными знаниями, он с поразительной глубинной интуицией сказал удивительные слова: "Микроскопические исследования - бесконечность. Астрономические – бесконечность..." Столетие спустя, передовые ученые современности только начинают постигать эту истину. Лев Николаевич часто повторял, что "если бы не было авторитета науки, церкви, люди не могли бы быть так глупы ...Думать и говорить, что мир произошел посредством эволюции, или что он сотворен Богом в шесть дней, одинаково глупо. Первое все-таки глупее". Толстой полагал, что "напрасно такое значение придают разуму человеческому. Пределы его тотчас же видны: бесконечность пространства и времени".
Иногда суждения Толстого достаточно жестки, даже беспощадны, но они неизменно вскрывают суть проблемы. Например, "Наука - это богадельня, или скорее поприще успеха среди толпы, открытое для всех самых умственно и нравственно тупых людей. Занимаясь наукой, он может не сознавать того, что он делает, считая букашечки или перечисляя книги и выписывая из них, что подходит под избранную тему, может или ничего не думать, или выдумывать ... какую-нибудь теорию и быть вполне уверенным, что он делает самое важное на свете дело".
Толстой недоумевал, почему люди называют прогрессом и гордятся "жалкими механическими изобретениями, благодаря которым люди будут производить всё больше и больше ненужных и вредных, развращающих предметов".
Великий русский мыслитель не признает и высмеивает огромное количество придуманных людьми законов: обрядовых, религиозных, "так называемых научных", одним словом, слепую веру современного человечества в социальный и научный прогресс. Одной из главных бед образованных людей Толстой считал их невозможность "освободиться от научного суеверия ... научного гипноза ... "
"Как легко усваивается то, что называется цивилизацией... и отдельными людьми, и народами! Пройти университет, отчистить ногти, воспользоваться услугами портного и парикмахера, съездить за границу, и готов самый цивилизованный человек.  А для народов: побольше железных дорог, академий, фабрик ... газет, книг, партий, парламентов - и готов самый цивилизованный народ. От этого- то и хватаются люди за цивилизацию, а не за просвещение  - .... потому что оно обличает ложь цивилизации".
Проницательные предвидения Льва Толстого звучат поразительно своевременно, в частности, о том, что наше современное общество в своем развитии дошло до такой стадии, когда "сложные, хитрые и бесполезные умствования привели к такому уровню ненужной запутанности и смятения для того, чтобы замаскировать человеческие бедствия... "
Другой важной причиной "ограниченности людей нашего интеллигентного мира" Толстой считает "погоню за пошлой современностью, которая исключает всякую возможность серьезного, истинного, нужного знания. А как, казалось бы, ясна ошибка. У нас есть результаты мыслей величайших мыслителей, выделившихся в продолжение тысячелетий из миллиардов и миллиардов людей, и эти результаты мышления этих великих людей просеяны через решето и сито времени. Отброшено все посредственное, осталось одно самобытное, глубокое, нужное; остались Веды, Зороастр, Будда, Лао Цзы, Конфуций, Ментце, Христос, Магомет, Сократ, Марк Аврелий, Эпиктет, и новые: Руссо, Паскаль, Кант, Шопенгауэр и еще многие. И люди, следящие за современностью, ничего не знают этого, а следят и набивают себе голову мякиной, сором, который весь отсеется и от которого ничего не останется".
Из глубины веков звучит пророческий голос, описывающий трагическую ситуацию, в которой находятся наши современники.
"Нет ни одной проблемы, которую современные люди могут разрешить  просто и открыто. Каждый  вопрос, будь то экономический, государственный, дипломатический, научный, не говоря уже о религиозных и философских, излагается так искусственно и ошибочно, оказывается обернутым в такой толстый слой сложных, излишних аргументов, изобилующих таким количеством искажений смысла и слов, и такой софистикой и полемикой, что все обсуждения таких вопросов снова и снова идут по кругу безрезультатно, напоминая отсоединенное колесо автомобиля".
В эссе Бунина "Освобождение Толстого" читаем:
"Умирающий кн. Андрей, Пьер в плену у французов, от. Сергий, сам Толстой... Наиболее заветной художественной идеей  его было, думается, это: взять человека на его высшей мирской ступени (или возвести его на такую ступень) и, поставив его перед лицом смерти или какого-либо великого несчастия, показать ему ничтожество всего земного, разоблачить его собственную мнимую высоту, гордыню, самоуверенность... Отсюда и "постоянное стремление его видеть и развенчивать то, что таится в душе человека под всеми формами блестящей внешности".
Лев Николаевич неоднократно возвращался к идее о том, что "нет ничего более полезного для души, как памятование о том, что мы ничтожная и по времени и по пространству козявка и что сила твоя только в понимании своего ничтожества"[2].
Всё мировоззрение Л.Н. Толстого, при всех его противоречиях,  в своей основе опиралось на вечных христианских заповедях, главной из которых была:
«Кто говорит: «Я люблю Бога», а брата своего ненавидит, тот лжец: ибо не любящий брата своего, которого видит, как может любить Бога, которого не видит? И мы имеем от него такую заповедь, чтобы любящий Бога любил и брата своего» (Первое послание Иоанна, IY, 7-21).


Гуарик Багдасарова



[1] Наталья Теплицкая. Великая Эпоха


[2] Лев Толстой. К столетию со дня смерти
Л.Н.Толстой – первый биограф Будды в России

Комментариев нет:

Отправить комментарий