Привлечь к себе любовь пространства,
услышать
будущего зов…
Б.
Л. Пастернак
Заболевший кочевник в пустой телевизор глядит,
Как в эфире прямом расцветает
подсолнух-бандит,
И за чьей-то душой в небе войлочный ангел
летит.
Сухбат
Афлатуни
В понедельник – 27 07 20 - в
Узбекистане зарегистрирован самый высокий дневной прирост случаев коронавируса
— 678. Общее число случаев превысило 21 тысячу. Число умерших, по статистике
Минздрава, — 121. Увы, карантин затянулся на полгода, с марта по август, и,
возможно, это ещё не предел. Какой след
вынужденное затворничество оставляет в памяти и какой опыт из него выносят
люди, прошедшие карантин дома или в
специально для этого отведённых центрах под наблюдением врачей?
Я лично в будничной журналистской
работе вынужденно взяла тайм-аут и наслаждаюсь дома в полном уединении чтением книг из домашней
библиотеки. Читаю одновременно занимательную книгу испанского писателя XYIII в.
Бальтасара Грасиана "Карманный оракул" и "Критикон" про человеческие пороки, написанную с
сарказмом, и исторический роман
армянского классика XIX в. Хачатура Абовяна "Раны Армении" – первую
книгу, написанную на простом разговорном языке «ашхарабар».
Испанский писатель раннего этапа Просвещения, автор сатирического романа «Критикон», обретший
всеевропейскую славу, учит читателя науке благоразумия и слово за словом
подтрунивает над ним. Герои Грассиана путешествуют сквозь общество и сквозь историческое время.
В главе «Фортуна слепа» сатирик изображает фортуну восседающей на дереве с
пышной кроной. На её ветвях висят
различные знаки почёта, и висят они вперемешку с ножами, петлями, вёслами,
наручниками и позорными колпаками. Под деревом толпятся люди и скоты, добрые и
злые, мудрец и глупец, волк и ягнёнок, змей и голубка. Фортуна вслепую трясёт
дерево и машет своей дубинкой – куда ни попадя, дай тебе, боже, что гоже; и вот
одному падает корона на голову, а другому нож на шею, всё дело в удаче… и чаще
всего невпопад... Да, всё сослепу… и ещё
сдуру… Все говорят: «Фортуна спятила,
так и есть, не зря нигде порядку нет…
награды теперь не за заслуги, а кары не за грехи; одни грешат, других
карают. В общем, всё идёт по-дурному»[1].
«Раны Армении», отражающие жизнь
и судьбу восточных армян под турецким и персидским игом в конце XYIII века и в первые
десятилетия XIX века,
когда в стране началась борьба за освобождение, когда народ стал тянуться к
России и, наконец, достиг обетованного
берега. Великий армянский поэт и
мыслитель ХХ в. Аветик Исаакян во
вступительной статье П. Акопяна «Хачатур Абовян и его «Раны Армении» сказал об
этой книге: «Это одновременно
героическая повесть нашего протеста, нашего бунтарства, нашего бытия,
блистательный эпос нашего века, богатырское сказание о наших подвигах в борьбе
со злодеяниями персов»[2]. В
этой «Песне скорби» оказалось много трагизма и одновременно тёплого
народного юмора, живого слова и мышления – всё как было в реальной жизни. Главный герой
романа Агаси, погибнув в неравном бою, своей смертью подарил жизнь живущим и их
потомкам, нам с вами. Пятое издание этой книги
(Ереван, 1977) из моей домашней библиотеки было как раз посвящено
150-летию присоединения Восточной Армении к России.
По каналу "Культура" с
упоением повторно слушала цикл лекций Паоло Волковой из истории мирового изобразительного искусства "Мост над
бездной": Алессандро Ботичелли, Казимир Малевич и другие мастера мировой
живописи предстали в совершенно новом свете. В остальном приходилось соблюдать
обычный, почти докарантинный, режим с утренней зарядкой на свежем воздухе и
вечерними получасовыми прогулками с соседями; хозяйственные маршруты значительно сократились.
Все рынки по субботам и в
воскресные дни временно закрыты для дезинфекции. Ближайший
гастроном-маркет "Хаваз" в 50
метрах от дома стал местом ежедневного паломничества без выходных жителей нашей
махали. Здесь можно купить всё – от зубной пасты и туалетной бумаги до свежих
спелых сладких дынь и арбузов. Как-то я
возвращалась из магазина домой, а соседка Люба мне говорит: «Гала, ты что, так
много съедаешь? Я тебя всегда вижу с полными сумками продуктов!..». – А что ещё делать на карантине? – ответила
я мимоходом, не задерживаясь возле соседнего подъезда нашего четырёхэтажного дома
с долгими объяснениями любознательной соседушке, почему в эти дни у людей из-за
пассивного образа жизни и гиподинамии неумеренно возрастает аппетит. ))
Во дворе стоит обычный гомон
разновозрастной и разноязычной детворы с утра до полуночи. Сплю на балконе с
открытым настежь окном: напоминает детство, когда мы спали на дворе в районе
Госпитального рынка со множеством частных одноэтажных домов, утопающих в зелени
садов. Огромные лопастные листья Адамова дерева, как у лопуха, пролезают сквозь
решётку ко мне на балкон. В промежутке между кронами старой акации и
библейского дерева виден чистый клочок неба. По нему можно ориентироваться во
времени суток и погоде. Сегодня с
раннего утра небо было слегка затянуто бледной дымкой облаков, но уже к девяти
часам оно прояснело и засверкало привычной летней азиатской голубизной. День
обещает быть жарким.
Ночью во время
бессонницы пришла идея написать новый
рассказ на основе исповедальных высказываний людей, вынужденно пребывавших на
карантине вдали от близких. Их опубликовала «Газета.Уз» и получила много комментариев
возмущённых читателей, узнавших суровую правду из первых уст. Долго не могла
заснуть и по привычке прокручивала свои и чужие тексты в голове - состояние,
близкое к помешательству, но ничего с
собой уже не поделать – надо браться за перо, точнее, за «мышку», чтобы
выговориться: «Куй железо – пока горячо!».
Пандемия коронавируса остановила
мир шесть месяцев назад. В нашей памяти нет аналогичного опыта приостановки
всех сфер жизни, глобальной перегруженности систем здравоохранения и
строительства карантинных центров для тех, кто в теории может быть опасным для
масс. Люди, прошедшие через изоляцию в карантинных центрах, испытали на себе,
что значит жить в неизвестности. В контейнерных городках, детских лагерях,
военных базах, санаториях и отелях, где содержатся десятки тысяч человек,
замирает время. Их обитатели остаются без привычной в обыденной жизни связи,
близких людей и самое главное – свободы. Это затворничество не может не
оставить глубокий след в памяти, из него невозможно не вынести опыт. «Газета.
uz» попросила людей, переживших изоляцию вдали от дома, близких и комфорта,
рассказать свои истории.
Меня тронула история Рената (имя, скорее всего, вымышленное,
но история правдивая), рассказанная врачом по специальности, проведшим
на карантине больше месяца, а точнее 34 дня. Он прилетел 21 марта 2020 г. первым
чартерным рейсом из Москвы. Изначально рейс был до Ташкента. Когда 200
пассажиров сели на борт, им сообщили, что они
полетят в Ургенч. По прилёте в
пункт назначения пассажиров попросили сдать телефоны, планшеты и компьютеры для
дезинфекции, пообещав вернуть через 15 минут. Один парень не хотел отдавать
свой телефон. Ему скрутили руки и отобрали его силой. В итоге наш герой наравне
с другими получил обратно телефон только через 34 дня – когда вышел из
карантина.
Рано утром прибывших в Ургенч
пассажиров повезли на военную базу в посёлке городского типа Шават. Вечером
прилетел еще один чартер из Новосибирска примерно с таким же количеством
пассажиров на борту. Всех людей разместили
в пяти корпусах: в основном, это были одинокие мужчины; семьи и женщины жили в
отдельном блоке. В каждом здании было по 10 комнат площадью 25 кв. м. Помещения
были рассчитаны на 16 человек: 8 двухъярусных кроватей, 8 тумбочек, 12
табуреток. Телевизора не было, кондиционеров тоже. Тогда ещё, правда, было прохладно, работало отопление; на каждой
кровати был гигиенический набор: полотенце, тапочки, зубная паста, щётка и
мыло.
Это был первый опыт организации
карантина в республике. Первые дни были именно организационными. Все проблемы
пытались решать по ходу их возникновения. В первые дни были большие проблемы с
нехваткой воды, но потом поставили кулеры. На всех постояльцев была только одна
душевая, которая практически не работала. Санузлов было 40: по 20 кабинок для
мужчин и женщин. На второй день санитарный персонал отказался их мыть. Еще
через пару дней всё-таки согласился.
В первую же ночь поселенцев
разбудили и заставили сдать отпечатки пальцев. Затем разбудили ещё раз и взяли
отпечатки подошв. Объяснили это чрезвычайным происшествием: сказали, что на
главврача карантинного центра напали. Потом сообщили, что он сам себя порезал -
не хотел находиться на карантине. Уже на следующий день люди начали
интересоваться, как им предупредить родных о своём местоположении. Персонал
организовал три стационарных телефона, возле которых образовались очереди, но
многие приезжие без мобильников в состоянии стресса даже не помнили телефонных
номеров своих родных.
Дважды в день
пациентам измеряли температуру и дезинфицировали их комнаты. Маски начали
выдавать только на третьи-четвертые сутки:
по одной штуке на человека в день. По дороге в столовую и во время прогулок
на улице скучающие потерянные пассажиры надевали их. В помещениях сначала
старались носить маски, но потом перестали это делать.
Самая большая проблема для людей, оказавшихся в изоляции,
было отсутствие какой-либо информации: где они, сколько дней здесь пробудут?
Столовая была одна на всех. В
столовой собиралось 500 человек,
обслуживающего персонала не хватало, и бывали задержки с сервировкой. Кормили
три раза в день. На завтрак два варёных яйца, много хлеба, масло и сыр. На обед
и ужин – плов, щавля, шурпа. Вечером ещё давали яблоко или апельсин. В
карантинном центре, в связи с нехваткой обслуживающего персонала, было много
милиционеров, которые следили за
порядком, так как могли возникнуть стихийные конфликты. По периметру центра были выставлены военные с автоматами. Они стояли
на воротах и вышках. База была оцеплена высоким забором с колючей проволокой. У
людей было ощущение, что они, «без вины виноватые», находятся в тюрьме или исправительной
колонии. Весь медперсонал и военные с
первого дня были в защитных костюмах:
халатах, масках, очках, бахилах и перчатках.
Ренат далее рассказывает: «Физического
насилия не было, но было психологическое. Самая большая проблема – отсутствие
какой-либо информации: где мы? Сколько дней мы здесь пробудем? Никто не мог
ответить нам на эти вопросы. Людям нужна была информация по коронавирусу, но её
никто не давал. Медперсонал только
работал, не вступая в контакт с нами. Военные, разумеется, ничего не знали. Я
по образованию врач, меня не пугала инфекция. Но я видел, как некоторые впадали
в панику, у них начиналась истерика, женщины кричали. Мне приходилось объяснять
людям в своей комнате, как передаётся коронавирус, какие симптомы у
заболевания. Людям нужно давать информацию, иначе слухи порождают большие проблемы»[3].
Первые несколько дней в Шавате
людей пытались строить в шеренгу. Военные к такому привыкли. Но у них всё равно
не получалось построить всех. Затем перестали это делать из-за выявления
«положительных случаев». Люди, в целом, возмущались: «Где тут карантин, если
все вместе сидим в столовой, выходим строиться?». Им ничего не отвечали.
В один день
всех постояльцев срочно собрали и вызвали на построение. К ним вышел полковник,
отвечавший за карантинную зону. Он вызвал из строя парнишку и сказал: «Ещё
чуть-чуть - и мои ребята готовы были открыть по нему огонь. Этот парень хотел
сбежать». Потом выяснилось, что это была постановка, парень был простым
солдатом. Но на людей этот розыгрыш подействовал,
так что весь карантин прошёл тихо и спокойно.
Никаких лекарств не давали. Люди с хроническими заболеваниями и
те, кому нужны были, скажем, обезболивающие, могли обратиться в медпункт и
получить там нужные препараты. Помочь всё-таки
старались всем. На третий день практически у всех начался кашель
аллергического характера из-за хлорки. Один парень несколько дней ходил в
плохом состоянии: у него обнаружили потом коронавирус. Ещё одного
инфицированного обнаружили на первом этаже
корпуса. Больного и «контактных»
сразу отправили в больницу. А нашего героя вместе с ещё почти 90 людьми
перевезли в детский лагерь в окрестностях Хивы.
Там всё было примерно так же, как
и в Шавате: гигиенический набор на каждой кровати, такой же рацион питания,
такое же отношение надсмотрщиков, военные по периметру лагеря. Здесь прибывших
тоже пытались безуспешно построить в ряд. Но уже никакой колючей проволоки и
вышек с автоматчиками не было. И маски выдавали по две штуки в день.
В лагере жили по восемь человек в
комнате. Периодически забирали людей с подозрением на коронавирус и
впоследствии расселяли по шесть, а потом уже и по четыре человека в помещениях.
Здесь условия были получше. На каждые несколько комнат был один санузел с
душем. В комнате был телевизор, привезли какие-то книги. Столовая была одна на
всех, но примерно на пятый день еду начали разносить по комнатам, чтобы
избежать скопления людей. Поначалу в лагере можно было гулять, но после
выявления «положительных» прогулки запретили. У некоторых были нарды и карты с
собой. Но игры потом тоже запретили. Наш герой в изоляции дочитал пару книг,
которые у него были по счастливой
случайности с собой. Больше заниматься ему было нечем, и он особенно затосковал
по дому.
В лагере Ренат провёл ещё 10
дней. Оттуда его перевезли в хивинский отель, где дали две таблетки
противовирусного препарата. Он их выпил
на всякий случай, хоть и знал, что они бесполезны. В отеле постояльцы жили по
два человека в номере. Уже все друг друга знали. На улице гулять было нельзя, в
коридор или на лестницу выходить не запрещали.
За все 34 дня у нашего героя
взяли шесть тестов на коронавирус. Никаких результатов никто официально не
объявлял: их можно было получить у медработников только по личному знакомству.
Бумаги выдали всем только перед отъездом в Ташкент. На карантине между постояльцами завязались знакомства и установились дружеские связи с медработниками.
Люди до сих пор общаются и периодически звонят друг другу. Медработники там находились посменно больше 14 дней. На
это время они надолго оставляли своих детей дома, а на работе подвергали себя риску заражения за обещанное
хорошее денежное вознаграждение: большинство из них по факту его так и не
получили. В рамках мониторинга органы юстиции выявили, что медицинским
работникам ряда областей не выплачено в общей сложности более девяти млрд
и девяти млн сумов. Большая часть суммы
выплачена после вмешательства Минюста.
Самый позитивный день был
последний – когда люди, худо-бедно отбывшие карантин, поехали домой. Их
отправили поездом до Ташкента, откуда развезли по домам на нескольких
автобусах. Наш герой был очень рад,
наконец, оказаться дома и увидеть семью. Ренат признаётся: «Если бы я знал, что проведу на карантине 34 дня, я бы подумал, стоит ли ехать. Но тогда
говорили, что рейсы возобновят только в
мае. Хорошо, что я уже вернулся домой».
Истории других карантинщиков, все
как одна, похожи на эту. Одни больше жалуются на отсутствие свободы; другие
на недостаток или вовсе даже отсутствие
воды; третьи - на плохое питание.
Пользователи интернета реагируют
на эти истории с одинаковым горячим сочувствием: «Чем дальше в лес - тем
больше дров. Читая такие истории, начинаешь сомневаться в здравомыслии властей.
Полнейшее пренебрежение своим населением. Такое ощущение, что вокруг не люди, а
скот. Согнали всех в стойло - и довольны. Какой же всё-таки народ Узбекистана
терпеливый!.. Сколько ещё нужно вот таких карантинов, чтобы понять, что власть
у нас не справляется ни с чем, кроме как с «распиливанием бюджета». А люди лишь
расходный материал. Почему нельзя просто создать человеческие условия? Зачем
отбирать телефоны? Ведь на людей очень негативно действует отсутствие внятной
информации и отсутствие связи с родными. Начинают появляться слухи и
недомолвки. И ничего никому за это не будет…»[3].
Другие комментаторы обращали
внимание пользователей интернета на загрязнение планеты в целом в период
пандемии: «Маски и перчатки - это
трагедия, медицинский мусор... Они сделаны из пластика, который не разлагается
сотни лет... Их бросают везде, на дорогах, у подъездов жилых домов... Природа и
так была загрязнена баклажками, пластиковыми пакетами, так теперь ещё мусора
планете добавили... В Горном Алтае туристы вешали маски и перчатки на каждом
дереве, без разбора, вместо ленточек... Нанесли огромный вред природе,
экологии... Скоро маски и перчатки будут в реки, моря и океаны кидать...
Загрязнят всю Землю этим мусором...»[4], – таким образом, не только люди, но и
природа пострадала от пандемии. Загрязнение планеты отходами средств
медицинской защиты ещё долго будет сказываться на уязвимой экологии планеты.
Люди больше сейчас общаются в
режиме on-line и не всегда понимают друг друга с полуслова.
Они переносят свои старые обиды и комплексы на ближайших друзей и близких в
надежде, что те поддержат их даже в самых парадоксальных суждениях, или плохом
настроении, а то и депрессии. Но не тут-то было… Мой
хороший знакомый на «Одноклассниках» на днях заявил, что не хотел бы прожить до
преклонного возраста, т.к. Пушкин, Лермонтов, Есенин, Высоцкий ушли молодыми. Я
ему ответила по-дружески так:
- Не лукавь с естественной жаждой жизни и не
гневи Бога, даровавшего её тебе! Лучше постарайся наполнить её глубоким
смыслом! Мы ценим гениев не за их краткую скоротечную жизнь, а за то духовное
богатство, которое они наработали и успели его оставить нам! Нам нужно две, как
минимум, жизни, чтобы догнать их, а ты чушь собачью несёшь - нашёл, чем
измерять гениальность этих людей... Поэтому я желаю вам с супругой, и вашим детям, и внукам «Многая
лета и благоденствия!»
Этому
нас учат классики и современные
узбекские мастера слова:
Чтоб не гасить
пылающих огней,
Я должен быть уверен:
в сонме дней
Прекрасней дня,
который наступает,
В прошедшей жизни не
было моей.
(Сабит Мадалиев)
В эти дни ужесточенного
карантина, отдыхая от напряжённого графика журналистской работы, перебирала
старые журналы «Гармония». В них обнаружила массу интересных публикаций на
разные темы, напомнивших мне общественную картину нулевых лет начала третьего
тысячелетия. Особенно растрогали
обнаруженные в них мои стихи из цикла: «Я свободна» под рубрикой
«Антология. Поэзия – XXI
век»[5] и коллективная весенняя подборка женских стихов[6]. В те
годы ответственным секретарём этого журнала был поэт и писатель, заслуженный
артист Узбекистана, известный ташкентский бард и кумир миллионов любителей
авторской песни в нашей стране и в ближнем зарубежье Владимир Баграмов. С его
лёгкой руки появились красочно оформленные мои стихи с помощью цветных
фотографий и современной компьютерной графики в этом популярном среди столичной
интеллигенции
информационно-познавательном журнале, словно из другой жизни.
Наконец-то, нашла свою раннюю статью «Баходыр Джалал – гражданин мира»[7] и
несколько эссе о других художниках, в числе которых семейная династия
живописцев Матевосян, оставивших глубокий след в моей жизни и творческой биографии.
До сих пор мы представляли свою жизнь
как борьбу с природой, нежели как прочное соединение с ней. В истории
человечества из-за пандемии коронавируса настал поворотный момент, когда пора
осознать себя как неотделимую часть этого мира и использовать это единство как
в интересах собственных, а также матушки-природы, породившей нас, и всего
человечества в целях мирного сосуществования на земле и братской взаимопомощи.
Только тогда, похоже, мы выживем…
Гуарик Багдасарова
Комментариев нет :
Отправить комментарий