Пьеса Антона Павловича Чехова «Дядя Ваня» с подзаголовком «Сцены из
деревенской жизни в четырёх действиях» впервые была поставлена на театральных
подмостках 27 декабря 1889 года в московском театре М. М. Абрамовой. С тех пор
пьеса
Чехова многократно ставилась на
подмостках русских, советских и зарубежных театров, была успешно экранизирована в России,
США, Франции, Великобритании, Швеции. Югославии, Германии.
Новое её прочтение представил коллектив Академического русского
драматического театра Узбекистана в спектакле в двух действиях «Чехов. Осень. Сцены» 27 марта 2015 года. Премьера сразу стала главным
событием театральной жизни в узбекской
столице и предметом многочисленных
споров первых взыскательных зрителей. В фойе и на выходе из театра долго
обсуждали: насколько точно режиссёру-постановщику Владимиру Шапиро удалось передать главный
лейтмотив чеховской драматургии – внутреннюю, без фанфар, борьбу обычных негероических персонажей
за выживаемость в условиях «утраченных
иллюзий» молодости, когда жизнь уже на исходе сил, но её надо дожить красиво и
достойно в свете осознания духовного бытия.
Сегодня режиссёр-постановщик,
заслуженный деятель искусств Уз Владимир Шапиро трактует «Дядю Ваню» как
одну из самых известных и популярных пьес А.П. Чехова: «Спектакль открывает новые
возможности сценического воплощения классики в современном театре, образец
подлинного русского психологического театра».
Действие происходит в конце 19 века в начале осени, в сентябре, в усадьбе
отставного профессора Александра Владимировича Серебрякова. Здесь в загородной
усадьбе отставной профессор, не имея
возможности позволить себе иметь достойную городскую квартиру, временно
вынужден пребывать, невольно нарушая
привычный образ жизни домочадцев. Чем не современный сюжет XXI-го века?
Фабула «трагикомедии» проста и понятна каждому. Стареющий
Серебряков (его великолепно играет народный
артист Уз Абзал Рафиков)
вместе со второй 27-летней супругой-красавицей Еленой Андреевной (светский
утончённый образ адекватно передаёт молодая талантливая актриса Диана Дубровина) приезжает на время в своё «родовое гнездо», унаследованное Софьей
Александровной (Соней), его дочерью от первого брака. Внезапное вторжение нежданных гостей и их затянувшееся присутствие в доме
терпеливо переносят его хозяева - их обедневшие и почти разорившиеся
родственники и немногочисленные друзья
патриархального семейства. Каждый из них представляет собой
и выражает особый внутренний мир, вместивший бесконечность вселенной.
Занавес открывается. В
экспозиции: Сад. Видна часть дома с террасой. На аллее под старым тополем стол,
сервированный для чая. Скамьи, стулья; на одной из скамей лежит гитара.
Недалеко от стола качели. Третий час дня. Пасмурно. Марина (сырая,
малоподвижная старушка, сидит у самовара, вяжет чулок) и Астров (ходит возле).
Марина (наливает стакан): « Кушай, батюшка». Астров (нехотя принимает стакан):
«Что-то не хочется». Марина: «Может, водочки выпьешь?» Астров: «Нет. Я не
каждый день водку пью. К тому же душно».
С первых минут нас захватывает чеховская
камерная сокровенная интонация действия по системе Станиславского, в
которой живут герои пьесы. Зрителей
проникает дачная декорация, где на
первом плане и дымящий русский самовар, и деревянная кадушка с дождевой водой.
В открытые занавешенные окна сперва
проникает скупой солнечный дневной свет.
К ночи его сменяют гулкие раскаты грома и брызги дождя, внезапно обновляющие
природу и размеренную жизнь обитателей усадьбы. В конце спектакля мы
слышим за окнами стрекот сверчков и звон бубенцов удаляющегося экипажа с
действующими героями.
Самый яркий в этом ансамбле «живой» психотипаж - шурин профессора - Иван Петрович Войницкий. Его артистично
легко и правдоподобно играет Иван Ненашев.
В этом образе каждый жест просвечен внутренним взглядом, претворён
мыслью, проникнут чувством, воссоздан художественным воображением и точной
чеховской интонацией, без чего сценический образ мёртв, как бы вовсе не
существует для зрителей.
По-своему интересна, своеобразна
некрасивая и поэтому несчастная дочь
от первого брака Софья Александровна – Соня. Актриса Эльвина Хадаева не боится
выглядеть бледно на фоне приезжей красавицы, потому что знает, что она должна
покорить зрителей своим внутренним
душевным светом и теплотой – и ей это легко удаётся. Мать покойной первой жены профессора – вдова тайного советника - Мария Васильевна Войницкая.
Заслуженная артистка Уз Ольга Овчинникова «попадает в яблочко», скупыми выразительными средствами слепив
полноценный образ важной, статной, немногословной горделивой светской дамы: она не позволяет себе присвоить ни одной лишней
вычурной краски.
Старинный друг семейства – скромный, пьющий, но
самоотверженный уездный врач Михаил Львович Астров. Талантливому актёру Сергею Архипову, на мой взгляд, до конца не хватило в
сценическом перевоплощении как раз чеховской
сокровенной интонации его
персонажа. Это, пожалуй, по своему идейному значению главный герой в спектакле,
возможно, прототип самого А.П. Чехова. Нельзя требовать от премьерной
постановки полного растворения актёров в сценических образах: ещё долго
предстоит им работать в поисках единственно верной чеховской интонации. Только
тогда их монологи не будут иногда звучать
риторично, а манера игры казаться слишком театрально-условной, как в случае с
Сергеем Архиповым, особенно в первом действии спектакля.
Образ обедневшего помещика-приживалы Ильи Ильича
удачно карикатурно воплотил Аскар
Урманов и тем самым внёс оживляющую комическую ноту в общую партитуру драмы. Старую няню Марину великолепно
сыграла заслуженная артистка Уз Людмила
Стоцкая. Актриса сумела на сцене в постоянной занятости домашними хлопотами и
нежной заботе о ближних, добродушном голосе, старческой походке, чуть шепелявом
говоре правдиво воплотить пушкинский и
чеховский в одном лице обобщённый художественный образ Арины Родионовны, старой,
доброй, одинаково любящей своих чад , хранительницы
очага.
Приезд престарелого разочарованного учёного-неудачника с подорванным
научным авторитетом и здоровьем неожиданно вносит мнимое оживление в
упорядоченный быт обедневших дворян,
давно свыкшихся со своей участью прожигания жизни без романтических взлётов и падений
и, главное, без осознания бескрылости
их собственного существования.
Течёт жизнь, и рано или поздно человек начинает, как мы с вами в XXI веке, подводить итоги своей жизни. Чеховские герои в
этом спектакле, все без исключения, на наших глазах в ходе замедленного двухчасового развития
действия ощущают прошедшую жизнь как некую ценность, которую, каждый по-своему,
не сумел использовать. В этот критический момент, чем полноценнее человек осознаёт
«утраченные иллюзии» - жизнь, прожитую
зря, тем острее он переживает разрыв со своей нереализованной мечтой и
надеждами. Каждый персонаж пьесы по-разному выражает это противоречие между идеалом и реальностью.
У профессора Серебрякова постоянные приступы подагры. В имение Серебряковых
вызывают знакомого доктора Михаила Львовича Астрова. Астров, поражённый
красотой Елены Андреевны, предлагает полушутя и полусерьёзно неприступной красавице тайно закрутить с ним роман.
Соня через Елену признаётся в любви Астрову и не получает ответной взаимности на
своё чувство. Дядя Ваня завидует профессору во всем и не признает его учености,
хотя все прошедшие годы боготворил его. Серебряков на семейном совете
предлагает продать родовую усадьбу и купить
вместо неё маленькую дачу. Назревает
бунт прежнего слабовольного человека – Войницкого (дяди Вани). Он в сердцах с закрытыми глазами стреляет в Серебрякова дважды из пистолета,
но, к счастью, промахивается. Войницкий
в этот кульминационный момент понимает,
что его жизнь в тяжких трудах прошла зря: «Не сотвори себе кумира». Серебряков,
не найдя поддержки у родных, тотчас
отказывается от своего коммерческого
проекта, и решает молниеносно, подальше от греха, съехать с усадьбы в город.
По ходу пьесы герои, причём на грани
фарса, бурно выясняют отношения между
собой и, в конце концов, примиряются со своей привычной размеренной жизнью и
самими собой. Они успокаиваются, как матросы после штормовой
качки на корабле, как только гостившие
«молодожёны» торжественно отъезжают восвояси
– в большой город, где их ожидает привычная для них светская жизнь, отличная от деревенской, с её особым патриархальным укладом. Серебряков,
покидая усадьбу, обращается к залу с
феноменальной фразой о том, что «Надо
господа, дело делать! Надо дело делать!»
Таким образом, спектакль достигает
кульминации во втором динамичном действии, когда чеховские милые герои стоят перед выбором – или отказаться от жизни
вообще, или найти в себе мужество проживать ту жизнь, которая дарована тебе
Богом, судьбой и которую ты в какой-то мере осуществлял и осуществляешь сам,
силой своей личности. Драматургия спектакля все время строится на перекличке
большого и малого, бытийного и бытового и даже комичного, что делает его живым
и по-человечески понятным. Итог пьесы: мечта останется мечтой — жизнь персонажей «следует своим собственным законам», как наша
с вами жизнь. И это нас роднит с чеховскими героями и вызывает сопереживание с
ними.
И все-таки финал пьесы не безнадежен. Его герои утратили многие иллюзии, но не потеряли веры в
будущее, благодаря их внутреннему нравственному стержню. В финале спектакля
после отъезда уехавших гостей наступает затяжная пауза. Иван Петрович Войницкий
(дядя Ваня), много лет присматривавший за усадьбой и худо ли бедно ведущий все хозяйство, его племянница и
помощница, некрасивая, но очень искренняя, жалостливая и обаятельная Соня, раскладывают на столе запылённые амбарные книги. Войницкий под нос себе монотонно считает на старинных
деревянных счетах и записывает: «Итого... пятнадцать... двадцать пять...». На
внезапную реплику дяди Вани: «Дитя мое, как мне тяжело! О, если б ты знала, как
мне тяжело!» - Соня коротко отвечает: «Что
же делать, надо жить!» И дальше, бросая на пол амбарные книги, не произносит, а
истово выкрикивает свой знаменитый
монолог:
- Мы, дядя Ваня, будем жить. Проживем длинный-длинный ряд дней, долгих
вечеров; будем терпеливо сносить испытания, какие пошлет нам судьба; будем трудиться
для других и теперь, и в старости, не зная покоя, а когда наступит наш час, мы
покорно умрем и там за гробом мы скажем, что мы страдали, что мы плакали, что
нам было горько, и бог сжалится над нами, и мы с тобою, дядя, милый дядя,
увидим жизнь светлую, прекрасную, изящную, мы обрадуемся и на теперешние наши
несчастья оглянемся с умилением, с улыбкой -- и отдохнем. Я верую, дядя, я
верую горячо, страстно... (Становится перед ним на колени и кладет голову на
его руки; утомленным голосом.) Мы отдохнем!
Здесь следует важная
писательская ремарка: Телегин тихо играет на гитаре. Впрочем, в спектакле
периодически и ненавязчиво звучит
рефреном фонограмма: незнакомый вальсовый мотив на три четверти такта в
минорной тональности. На эту музыку органично ложатся заключительные слова
монолога Сони, которые ещё долго будут помнить зрители:
-
Мы отдохнем! Мы услышим ангелов, мы увидим все небо в алмазах, мы увидим, как
все зло земное, все наши страдания потонут в милосердии, которое наполнит собою
весь мир, и наша жизнь станет тихою, нежною, сладкою, как ласка. Я верую,
верую... (Вытирает ему платком слезы.) бедный, бедный дядя Ваня, ты плачешь...
(Сквозь слезы.) Ты не знал в своей жизни радостей, но погоди, дядя Ваня,
погоди... Мы отдохнем... (Обнимает его.) Мы отдохнем!
В конце драмы – выразительная мизансцена: стучит сторож. Телегин
тихо наигрывает; Мария Васильевна пишет на полях брошюры; Марина вяжет чулок. - Мы отдохнем! - занавес
медленно опускается.
«Смертельно больной доктор и писатель А.П. Чехов, - считает
Владимир Шапиро, - очень хорошо знал эту коллизию – мечты и реальной жизни – и
с удивительной нежностью и отчаянной беспощадностью анализировал её. Всё это
делает пьесы Чехова и красивейшую из них – «Дядя Ваня» - простой, но вечной
мелодией на простые и вечные темы». В эти весенние дни она с осенней грустью
прозвучала в Ташкенте, может быть, для того, чтобы зрители с новой силой, как знакомые
нам со школьного детства чеховские герои, ощутили несокрушимую веру в будущее и самих
себя, несмотря ни на какие жизненные перипетии, подстерегающие нас на каждом
шагу.
Гуарик
Багдасарова
Комментариев нет :
Отправить комментарий