14 октября – День памяти Александра Файнберга

«Поэты не только приходят – они остаются»

На «Коммунистическом» отделении старинного Боткинского  кладбища в Ташкенте  с отличительной стелой в центре  в память о погибших воинах во Вторую мировую войну никогда  не бывает многолюдно, а уж,  тем более, в будний день – понедельник, как сегодня.

Недалеко от центральных чугунных ворот  похоронена Татьяна  Есенина (1918-1993) – ссыльная дочь поэта, для многих  в Средней Азии в течение полувека остававшаяся  «неким нежным вдохновляющим русским отсветом далеких рязанских есенинских берез» (А. Устименко). Одна из них, уже совсем осыпавшаяся, от лёгкого дуновения азиатского ветра скорбно шевелит голыми ветками над её могилой

         Рядом  с ней на «соседней улице», если идти прямо к стеле и обойти её слева или  справа,  – могилка Александра Файнберга. Простой земляной холмик, над ним прибита к   железной  ограде мемориальная  доска  из чёрного мрамора, в правом углу с гравированным изображением  знакомого лица и со скромной надписью: «Александр Файнберг. Народный поэт Узбекистана, кинодраматург (02 11 1939-14 10 09)».  

Молодой развесистый карагач охраняет прах поэта и защишает его своей могучей кроной зимой от дождя и снега, а летом от палящих солнечных лучей, как в стихах его ближайшего друга А. Арипова в переводе А. Файнберга.

Говорят, у Файнберга были со стихами, а значит, и с переводами из узбекской поэзии, свои живые личностные отношения, быть может, поэтому они отзывались мистической благодарностью: «Вначале было  Слово, и Слово было Бог, а Бог – это Любовь»:

«Иду к ручью, устав от неудач.

 Иду к тебе, мой старый карагач.

 Пусть я пою, пусть бессловесен ты –

 мы родственники средь мирской тщеты.

Но люди сень твою благодарят,

меня ж за доброту они корят.

Ответь мне шумом вековых ветвей,

как жить на свете с участью моей?

Давай меняться. Станем над ручьем

 ты – человеком, я – карагачом.

 Чтоб ты, всю жизнь меня благодаря,

 однажды на костре спалил меня».

          Здесь сегодня  много свежих осенних  букетов  в пластиковых баклашках из-под пива и минеральной воды. Многие сюда пришли до начала рабочего дня, другие ещё придут после рабочей смены – группами, семьями и в одиночку, чтобы отдать дань памяти  кумиру нашей молодости и безвозрастной зрелости.  Над могильным холмиком, украшенном цветами,  медленно горит свеча, словно  чудом  материализованная  из его стихов:

«Не всё пропало, коль в ночи

Пылает огонёк свечи».

 Стояло солнечное утро. Ошалелые от изобилия нектара осенние пчёлы весело  жужжали,   собирая пыльцу с «чёрных» бархатистых роз,  жёлтых хризантем и  белых астр, благословляя жизнь.    Где-то рядом с нами по эту сторону разделённого Всевышним невидимой границей бытия и небытия  над своей смертью шутил Александр Файнберг:

«С пустою переметною сумой

от всех базаров, где торгуют славой,

я по сухим, по выгоревшим травам

пришел к своей могиле, как домой.

Здесь верещит кузнечиками зной.

Присяду у последней переправы.

Вон – вдоль крестов, как будто вдоль дубравы,

угрюм и пьян, идет могильщик мой.

Увы, я жизнью торговать не смог.

Так это ли для смерти не предлог?

Что ж ты не весел, бородач с лопатой?

Он поднял флягу. Отхлебнул глоток.

И хрипло молвил: — Я не виноватый.

Но эта яма продана, браток».

            Мы пришли сюда с молодым поэтом из Чирчика Александром Евсеевым. На деревянной скамейке в глубокой задумчивости сидел человек средних лет. Мы познакомились. Это был инженер-химик Валерий Александрович Свистунов, когда-то работавший  на  заводе «Медис»,  а сейчас  в Сергели на предприятии  «Авиатрейк», выпускающем одноразовые медицинские приборы, включая капельницы. Дети войны -  они с А. Файнбергом  были почти ровесники,  с разницей в один год, -  поэтому с первой заочной встречи Валера понял  своего будущего друга с полуслова и в дальнейшем  очень дорожил этой дружбой. Случайные люди не встречаются

в мемориальных местах и не суесловят – они исповедуются здесь.

         В.А. Свистунов рассказал, как они познакомились с А. Файнбергом и как развивалась их многолетняя дружба. В начале 70-х годов Валерий  оказался в клинике «Мать и дитя». Когда дело пошло на поправку, он взял из больничной библиотеки первый сборник тогда ещё мало известного поэта  «Велотреки» и не мог от него оторваться. Перед выпиской с величайшим сожалением книгу он сдал обратно в библиотеку, но уже не мог жить и дышать без стихов А. Файнберга. Через знакомых узнал  телефон ташкентского поэта, позвонил, признался в любви к его творчеству –  растроганный А. Файнберг подарил ему новую книгу стихов «Прииск». С тех пор они  часто виделись и общались, Валерий-технарь, прежде никогда не признававший ничьей  поэзии, заболел стихами своего нового друга: он стал  стихоманом.

Однажды по долгу службы  уехал в длительную командировку, вернулся в октябре 2009 года, позвонил домой А.Файнбергу и узнал от Инны Глебовны, вдовы поэта, что  Александр Аркадьевич скончался. С тех пор он приходит сюда на кладбище поговорить со своим другом по душам о том, что свербит на  сердце и не даёт успокоиться четвёртый год подряд.    Об этом он прочитал стихи собственного сочинения нам и своему большому другу, ушедшему Поэту:

«Такой, брат, расклад, что под занавес жизни

Всё горше и горше мне петь об Отчизне.

Всё чаще она и всё с большею силой

Давала понять, что Ты не был ей сыном.

Четыре года, как ушёл Поэт.

Четыре года с нами Саши нет.

Твоя могила уникальна:

На «Боткина» одна она такая.

Здесь многолетний холмик из земли -

«Достойный» памятник поэту за стихи.

Пред памятью твоей стоим с открытой головой.

На лицах скорбь – мы  чистые душой.

Ты людям всё, что можно, отдавал.

Взамен от равнодушия и тупости страдал.

Ушёл ты, Саша, навсегда  зачем-то второпях,

 но память о тебе останется в веках.

Стихи, поэмы,  рубаи и вольные  сонеты

 воздвигли памятник тебе нетленный.

И пусть у нашей Родины нет средств

Поставить скромный памятник иль крест.

Но ты  в сердцах у нас  всегда  живёшь,

И этот храм святой тобою освящён».

Исповедь души не обсуждают – её принимают и отвечают ей взаимностью – доверием на доверие. Александр Евсеев прочитал своё посвящение А. Файнбергу. В этот же день  он позвонил мне по телефону  и сказал, что ему показалось, что  его любимый Поэт его  услышал:

                                                                       

                                Ушёл поэт

                                           

     «А когда я умру, а  умру я, наверно,  не скоро…»

                                                             А. Файнберг.

   Октябрьский день: все вроде как обычно,

 Дома все те же, тот же листопад,
Но средь толпы сегодня непривычно:

Не встретить Ваш печально-мудрый взгляд.

                   
Ушел Поэт, ушла Эпоха, Личность.

 Осиротел Ташкент без соловья.

  Осталась боль, безмолвие, трагичность. 
«Все это было чуждо мэтру? – Да».                            

                     
Ушел Поэт. Дорога тихо плачет,

 Хотя просил ее он не грустить.

Ушел Поэт, друзья, но это знач
В сердцах людей он ВЕЧНО БУДЕТ ЖИТЬ!

                                                                                    

В необычном букете среди нежных нездешних  ромашек необычного бело-сиреневого цвета мы обнаружили ещё одно послание послание - Тамары Курдиной. Она обращалась к  Поэту как к живому:

«Родная моя душа, Александр Аркадьевич!

        Вот и наступила осень – твоё любимое время года – ты даже родился и ушёл осенью, и каждое твоё третье стихотворение – об осени. Последнее время я больна осенью и тобой. Твой посмертный двухтомник есть у меня. Когда он у меня в руках – это удивительно, такая иллюзия твоего присутствия: твой голос, твоё дыхание – когда-то ты  мне по телефону читал свои стихи. Это что-то похожее ощущение…

       Спасибо тебе за то, что ты был в моей жизни. Ты настоящий. Ты великий в своей человеческой простоте. Я могу теперь фтебе всё это сказать, потому что мне уже недолго осталось.

Хожу по улицам и люблю их до слёз – прощаюсь. И жду момента, когда я скажу тебе: «Здравствуй, любимый Поэт!».

Мне осталось присоединиться ко всем пришедшим и ещё не дошедшим досюда к месту  захоронения Александра Аркадьевича  Файнберга паломникам.  Я дописала на свободном  краю «листа с неровными краями»,  аккуратно завёрнутом в прозрачный целлофановый файл: «Поэты не только приходят – они остаются».

Гуарик Багдасарова