В
Государственном литературном музее Сергея Есенина 24 04 15 успешно состоялась долгожданная презентация
второй книги Баха Ахмедова с необычным названием «Облако вероятности».
Бах
Ахмедов родился в Ташкенте 22 апреля 1967 г. Он окончил физический факультет
Московского Государственного Университета им. М.В. Ломоносова (1990 г.) и
аспирантуру физфака МГУ (1994 г.). Кандидат физико-математических наук. Его
стихи и проза публиковались в периодических изданиях и альманахах: журналы
«Звезда Востока», «Гармония», «SG», «Мегаполис», альманахи «Сегодня», «АРК»,
(Узбекистан), журнал «Урал», «Литературная газета», газета «День литературы»
(Россия), «Иерусалимский альманах» (Израиль), газета «Лондон-ИНФО», журнал
«Новый стиль» (Великобритания) и др.
В
октябре 2007 года Б. Ахмедов занял первое место на Международном поэтическом
конкурсе «Пушкин в Британии». В сентябре 2008 года принимал участие в шестом
Ташкентском Фестивале поэзии. В 2009 и в 2013 гг. участвовал в Форуме переводчиков и
издателей стран СНГ и Балтии (Ереван). В
2010 г. в Ташкенте вышла первая книга его стихов «Молчание шара». Работал
старшим научным сотрудником в Институте химии и физики полимеров Академии Наук
Узбекистана. С января 2010 года преподаёт
в Ташкентской Международной школе.
Вот что Бах Ахмедов рассказал о себе и своём новом сборнике на своём
творческом вечере в Государственном
литературном музее Сергея Есенина 24 апреля этого года:
- Сборник "Облако вероятности"
включил в себя стихи, написанные за последние 5 лет, которые прошли после публикации первого сборника
"Молчание шара" в 2010 году. Я давно собирался сделать второй
сборник,
и
материала был накоплено вполне достаточно еще два года назад, но все как-то не
доходили руки.
Конечно, для меня, как и для каждого
автора, выход нового сборника - это какой-то очередной этап, подводящий некие (надеюсь, пока еще предварительные)
итоги творческого пути. Я постарался
включить в сборник те стихи, которые прошли проверку временем и критикой. И,
конечно, я очень благодарен своим друзьям-поэтам Вике Осадченко,
Николаю Ильину,
Фархаду Юнусову и другим, которые всегда были рядом и помогали мне
дружескими советами, критикой или одобрением тех или иных стихов. Для меня
мнение друзей всегда очень важно и ценно.
Кроме того, в сборник вошел мой цикл
"Письма в Армению", который для меня очень много личностно-значим. Я
очень люблю эту удивительную страну и ее уникальную древнюю культуру и рад, что
мне удалось создать и посвятить ей
лирический цикл стихов. Это
что-то вроде объяснения в любви.
Надеюсь, что моим читателям будет интересен
этот сборник. Я желаю им в жизни вдохновения, поэзии и счастья!
Одно
только название поэтического сборника «Облако вероятности» вызвало горячие споры у читателей: что бы это
значило? Ведущий творческого вечера, старший
собрат по поэтическому цеху, Николай Ильин авторитетно и аргументировано
изложил перед публикой свою логическую версию, ассоциативно связав её с
«Теорией относительности» немецкого
физика Альберта Эйнштейна.
Он
подчеркнул, что читатели нового сборника, погружаясь в него, прежде всего, смогут ощутить силу и
качество авторского голоса задолго до
осознания смысла стихотворного текста. Это происходит потому, что в поэзии Баха Ахмедова, по мнению Н.
Ильина, много самой ПОЭЗИИ:
словесно-образной системы, которой
профессионально пользуется автор новой книги.
М.В.
Ломоносов, - продолжил Ильин, - когда-то
сказал: «Художественный образ основывается на сопряжении далековатых начал».
Эти сопряжения у Баха, иногда очень отдалённые, по самым косвенным значениям,
часто встречаются на страницах новой книги, например: «Осенью время превращается в дождь»
и другие. Вот из такого роскошного подручного материала Бах, как из
глины, лепит художественно-эффектные образы.
Для Н.
Ильина лирический герой внутри этого
материала несёт внутри себя огромный ранимый духовный мир. Он
беседует на «Ты» со своим временем, философией, искусством, поэзией и
неожиданно обращается к XXI в. с
такими словами: «Столетие, я твой сын
беспочвенный». Это многозначительное обращение говорит о многих прерванных
гуманистических традициях в ХХ веке. Они
берут начало в эпохе итальянского Возрождения, превыше всех земных благ ставившей
разум, честь и достоинство
человеческой личности. Их утратили более рациональные наши современники в погоне
за другими сиюминутными
житейскими ценностями, забыв, что истинные богатейшие дары от Бога нам
даны совершенно бесплатно: тепло солнца,
свет луны, дыхание цветка, вера, надежда, любовь, красота и мирное небо
над головой.
Автор
нового сборника явно и подсознательно размышляет о попранных
завоеваниях свободы в жизни, искусстве и литературе минувшей эпохи,
познавшей ужас геноцида и холокоста по национальному признаку. Мы все в
ответе за преступления перед человечеством и вправе
гордиться и оберегать словом и делом прогрессивные завоевания прошлых времён. Мы ответственны за несостоявшееся покаяние в собственных
грехах – эту единственную возможность
попрощаться с нашим прошлым и начать новую жизнь. Поэт не строит из себя
идеального героя наших дней. Он лишь
мужественно и правдиво исповедуется
перед читателями, демонстрируя
взыскательную требовательность к самому себе. Автор нового сборника в
сутолоке дней находит единственную отдушину в поэзии – «Облаке вероятности» - как нравственной доминанте бытия, духовной
точке опоры в этой стремительно меняющейся окружающей нас жизни, где нет готовых ответов на
все наши «больные» вопросы.
В одном
стихотворении Бах проницательно
замечает: «…Как изменчивы жизни детали!» В другом - утверждает: «Неизменна одна изменчивость – светотень
наших зыбких чувств» и, наконец,
по-своему объясняет значение
названия нового сборника: «Иногда человек – это облако вероятности». На
мой взгляд, здесь не обошлось без реминисценции «Облака в штанах» В. Маяковского («Хотите – буду безукоризненно
нежный, /не мужчина, а – облако в штанах»).
Жизнь
сердца является центральным фактором жизни, которое действует во всех людях,
более или менее одарённых тонкой душой. Она
составляет главное звено в новом поэтическом сборнике. Творческая судьба успешного поэта, несмотря на его
глубинное внутреннее одиночество,
наделена счастьем быть любимым в
подходящей духовной среде обожателей его поэтического творчества в
Узбекистане и далеко за его пределами – в Англии, Армении, России, а также быть
обласканным матерью, женой, двумя дочерьми, младшая из которых четырнадцатилетняя Алина на творческом вечере отца вдохновенно исполнила на скрипке романтическую сюиту «Умирающий
лебедь» выдающегося французского композитора Сен-Санса. Внутренний мир Баха
близок многим, потому что он способен
вместить всю бесконечность вселенной.
Его два поэтических сборника с интервалом в
пять лет далеко не исчерпали все
его потенциальные творческие возможности. Их автор сотворил для себя, прежде
всего, и для нас, читателей, рукоплескавших в музее Сергея Есенина каждому исповедальному стихотворению Баха, свой мир и свой миф, своих богов и своих ангелов.
Вместе они служат молебен по утраченной
вере, заставляют нас уверовать в
возможность гармонии наяву, познанию тяжести и подлинности простых истин:
«И лишь на дне кофейной гущи
Мы горько ищем каждый раз
Свою утраченную сущность,
Давно утратившую нас».
На
творческом вечере Баха Ахмедова выступавшие его друзья А.В. Маркевич, Николай Ильин, Вика Осадченко, Анна Бубнова,
рок-музыкант Фархад Юнусов, бард Рашид Ахмедов,
прекрасно исполнивший песни на стихи Баха с выпущенного диска «Территория любви» и своего
нового альбома на его же стихи «Амальгама», отмечали
необыкновенную плодовитость 48-летнего поэта. Вика Осадченко даже советовала Баху иногда делать паузы в
творческом процессе и больше уделять
внимания работе над формой стихов. Но по признанию Баха, ему всегда легче
написать новый стих, чем доработать старый. Наверное, это происходит потому,
что «в каждом физике звучит Бах» - именно так определила симбиоз талантов Баха Ахмедова редактор его
второго сборника Лейли Шахназароова, для которой четыре месяца трудоёмкой редакторской работы
показались совершенным счастьем.
В мнимом неумении
Баха работать над собой, над каждым
стихом на самом деле проявляется полная внутренняя свобода автора от
филологических изысков поэтики как научной дисциплины. Поэтическое искусство не
стоит на месте, оно развивается, обогащается новыми средствами образности,
ритма и композиции. М. Бахтин
рассматривает истинно творческий текст как «свободное откровение личности;
смысл текста в том, что имеет отношение к истине, правде, добру, красоте,
истории». Баховские тексты осуществляют «диалогические отношения» со всеми этими основополагающими равноправными субъектами – комплексом
жизненных и идейно-эстетических представлений в жизни каждого интеллектуального
и, главное, интеллигентного человека.
Поэт и
литературный критик Н. Ильин выделил в творчестве Баха Ахмедова преобладающий
лирический жанр: «Элегии». Для
элегий XYIII- начала XX вв. характерными являются
грустные раздумья, смешанное чувство радости и печали и преимущественно
ямбический размер. Элегии Баха
отличаются от классических образцов
совершенно новыми мелодическими интонациями, нарушающими привычные
стихотворные размеры и утверждающие
новые выразительные разновидности стихосложения. Эти отклонения от
строгих правил доказывают только талант
стихотворца, для которого важнее всего семантическая насыщенность и выразительная музыка стихов:
На краю
книги сидит птица.
На краю
жизни сидит время.
На краю
неба сидит ангел.
На краю
грусти радость сидит.
Эти весы
будут вечно качаться,
И
равновесие длится лишь миг.
Мы
возвращаемся в небо, как птицы
Или
слова — в тишину своих книг.
Каждый
из нас — непонятное слово
Несуществующего
языка.
На краю
строки точка возникла
И
растворилась в небе строка.
Бах
экспериментирует с таким редким размером как «хокку» - японским трёхстишием, в котором он,
пренебрегая строгой мерой стихов,
от японской лирической миниатюры сохраняет две существенные приметы:
отсутствие рифмы и исключительную смысловую ёмкость стиха. В итоге у него
получаются маленькие изящные шедевры,
подобные этому:
«Завершённость музыки.
А если одна нота не поместилась?
Летит одиноко, гениально плачет…»
От
поэзии «серебряного века» Бах
позаимствовал – в хорошем смысле – множество открытых и скрытых цитат из
философии, литературы, музыки, живописи. Многие стихи, на первый взгляд простые
и понятные, требуют от читателей поиска ключа для их расшифровки. Вот как об
этом говорит сам поэт: «На пыльной поверхности /привычной
обыденности/светлый след от прочитанных книг.../ Прямоугольник грусти и
знания./ А может, быть профиль,/где виден старик.../ Обманчивый опыт иной
реальности.../ А время спокойно стирает пыль. / Границы нашей условной
модальности/ или попытка найти свой стиль?/ Как бесконечны эти движения/ и
неразборчивый шепот страниц,/ На пыльной поверхности стихотворения/ лежат, как
осколки, прожитые дни».
Так
родился совершенно новый цикл
стихов-посвящений живописным картинам прошлого и современности и их творцам. Он
начат был с «Едоков картофеля» любимого
художника Ван Гога. Для Баха Ахмедова эти
стихотворные импровизации по
мотивам европейской и мировой живописи
стали зеркальным отражением его непосредственного художественного
восприятия искусства в целом, отличное от предшественников, холодно и
отстранённо размещавших в своих стихах знаки культуры как интеллектуальные
ориентиры в современном мире. Для Баха эти вымышленные или подлинные герои со своими
судьбами, просвеченные художественным
взглядом, претворённые мыслью, проникнутые чувством и воссозданные воображением
художника – его живые современники, потому что у них нет возраста, и они
существуют вне времени и пространства:
«Едоки картофеля»
Они пришли под вечер: едоки
картофеля. Те самые, Ван Гога.
Вошли гурьбой, оставив башмаки
тяжелые у самого порога.
Угрюмы были лица едоков, –
осточертел, наверное, картофель.
Я предложил им хлеб и молоко,
я им сварил мой самый лучший кофе.
Они смотрели молча на меня, –
на лицах бесконечная усталость.
Они бы посидели у огня,
да дров за эти годы не осталось.
И в тот момент мне было невдомек,
что ждали от меня они ответа
на свой вопрос: зачем, зачем Ван Гог
их наградил таким дрожащим светом?..
Зачем, его страдания впитав,
они однажды поняли, как страшен
его любви таинственный состав,
в безумье, как в спасение, бежавшей?..
Они все ждали, что я им скажу.
А что сказать?.. И в горле стало сухо.
И страшно стало, словно я держу
в руке своей отрезанное ухо.
В этой
связи, для сравнения нельзя обойти вниманием известный литературный факт, о
котором поведал в своей книге Анатолий Найман[1].
Однажды
он прочитал Анне Андреевне Ахматовой стихотворение «Едоки картофеля» (автор не
указан), которое очень нравилось любителям поэзии. В нём автор описывает
картину Ван Гога, с точки зрения едоков, и заканчивается оно строчками,
подытоживающими идею всей вещи: «То ли мы едим картофель/ В этом мраке, то ли
он». Ахматова на это недовольно
фыркнула: «Пускай он – самих «Едоков картофеля»
напишет!»
В 70-ые годы
моего московского студенчества я часто
после занятий посещала Государственный музей изобразительного искусства имени
А.С. Пушкина на Кропоткинской улице, поэтому хорошо помню экспозицию зала
импрессионистов и постимпрессионистов на втором этаже. Здесь я подолгу
останавливалась перед работами Ван Гога,
Пабло Пикассо, Клода Моне, Поля Дега, Сезанна, Ренуара. Тогда я не
предполагала, что найдётся один смелый ташкентский поэт, который попытается в
стихах не пересказать сюжеты картин, а вступить в диалог с героями, как это
сделал Бах Ахмедов, как до него - его
любимый австрийский поэт начала прошлого
века Райнер Мария Рильке, оказавшись однажды
в мастерской Огюста Родена.
На
творческом вечере Бах Ахмедов сопровождал
свои диалоги с героями картин показом иллюстраций, и тогда его
слова-обращения к ним обретали живую реальность. Силой поэтического
слова Бах убеждал нас,
благодарных слушателей, в том,
что объекты изображения ценны не сами по себе, а как артефакты всеобщего человеческого опыта, -
отсюда стихи-посвящения, рождённые одиночеством, жаждой новизны впечатлений
и глубокой духовной потребностью их
автора в близком собеседнике. Приведу
здесь одну из последних неопубликованных интерпретаций известных и
малоизвестных художественных шедевров, большинство которых Баху стали в
последнее время присылать пользователи
интернета, невольно расширяя круг его друзей по духовным интересам.
Она была прочитана с чернового
листа на творческом вечере:
На
картину Эдуарда Мане "Бар в Фолли-Бержер"
«Взгляд
отстраненный и усталый.../ Как ненасытна эта ночь!/ Сил на улыбку не осталось,
/но грустью грусти не помочь.../ Сигарный дым, мельканье масок/ и пошлой музыки
движок./ И чьих-то толстых пальцев мясо,/ и судеб спутанный клубок./И в этом
призрачном бедламе она как остров тишины./ Как чистый холст в тяжелой
раме/чужой вины».
Несколько слов хочется сказать о самом сокровенном, на мой взгляд, философско-лирическом цикле в творчестве Баха Ахмедова - это его «Письма в Армению». Они были опубликованы в первом номере прошлого года в республиканском литературно-художественном журнале «Звезда Востока». Презентация их состоялась год назад на одном из литературно-музыкальных вечеров в Армянском культурном национальном центре в рамках проекта Живого журнала армян Узбекистана «У родного очага» (инициатор и ведущий: редактор периодического издания «Деп Апага» республиканской армянской общины Георгий Сааков). Это произведение поставило автора в один ряд с русскими писателями и поэтами, посвятившими Древней Армении самые лучшие свои произведения – «Путешествие в Арзрум» А.С. Пушкина, «Очерк об армянской поэзии» Валерия Брюсова, «Путешествие в Армению» и стихотворный цикл «Армения» Осипа Мандельштама, «Уроки Армении» Андрея Битова и многие другие.
На
творческом вечере Бах Ахмедов читал с
воодушевлением отдельные фрагменты из
большого эпистолярного цикла из 18 стихов «Письма в Армению». Я продекламировала стихотворение «На Малой родине»
в сопровождении дудукиста
Вячеслава Каграманяна. Оба эти
выступления мы посвятили «Столетию памяти
жертв геноцида армянского народа» - 24
апреля 2015 г. Зал долго аплодировал нам, разделяя свою скорбь со всем братским
армянским народом. Таким образом, Бах Ахмедов поместил на своей карте поэзии и
публично обнародовал новый материк под
названием «Армения».
«Письма в Армению» вобрали в себя всё
многоцветье и теплоту розового туфа
домов Еревана и его жителей, и что-то
ещё несказанное, что осталось за этими
мозаичными словесными изобразительными
кадрами, как это бывает в истинной поэзии, потому что для Баха Ахмедова «Поэзия – это одновременно бездна, и мост
над ней».
У
«Писем в Армению» есть личностный
адресат. Они посвящены талантливой поэтессе, прозаику и переводчице из Молдовы Вике Чембарцевой, которая
переводила многих армянских поэтов, включая такого классика как Паруйра Севака, автора поэмы «Несмолкающая колокольня»
о
трагической
жизни композитора Комитаса – жертвы
геноцида армян. Вика Чембарцева - одна из главных составителей антологии
«Буквы на камнях», постоянный участник ежегодного Форума переводчиков и
издателей стран СНГ и Балтии в Армении,
преданный поклонник и тончайший
ценитель древнейшей армянской
культуры, посвятившая ей много замечательных строк своих стихов и прозы. «Расстояние,
равное вдоху – разделённость, равная непостижимости» - эти слова Бах взял в качестве эпиграфа
к своему циклу «Письма в
Армению».
Предлагаем вашему вниманию несколько избранных стихов цикла, в котором,
по признанию их автора, любовь к этой
благословенной стране, отмеченной поцелуем Бога, нераздельно переплелась
с личностными лирическими переживаниями.
* * *
Помнишь, как
в тихом древнем храме,
где
прохладные камни хранят память о каждой ладони,
я прикоснулся
к тебе через тысячу лет?
Ты когда-то
жила в этой стране
великого
алфавита,
под
сенью Ковчега,
прикованного
к Вечности.
Прошлое
здесь дышит в каждом камне.
Эхом
откликается время,
и столетия
шуршат под ногами.
Помнишь, как
я искал тебя все эти века,
чтобы обрести
новую память?
В этом
городе, стоящем на вере...
В этом небе,
плывущем над нами
в неизбежное
завтра.
Матенадаран
Здесь каждая
рукопись дышит,
И каждая
книга – Судьба.
И шепот
столетий здесь слышен,
И тихая
чья-то мольба...
Бесценны
надежды страницы,
что вечное
Слово хранят.
Маштоца
прозрение длится,
как ангела
светлого взгляд.
И строки
бессмертной молитвы
сомкнули
живые ряды,
готовые выйти
на битву
за высшую
суть красоты.
Сестрица
небесного ветра,
армянская
древняя речь,
какая высокая
вера
сумела тебя
уберечь!
И горькое
бремя страданий,
и опыт
вселенского зла,
и ужасы всех
испытаний
ты с
мужеством светлым несла.
Ты выжила и
сохранила
свою
благородную стать.
И Слова
Господнего сила
тебе помогает
опять.
......
Столетия тихо
мерцают
сквозь
строчки на книгах живых.
И взглядом я
вновь прикасаюсь
к святой
бесконечности их...
Какой-то
пронзительный трепет –
как будто
вздохнули века.
И
медленно-медленно в небе
плывет
золотая строка.
В заключение очерка о презентации второго сборника нашего
«грустного гения», как его любя назвал
молодой поэт из Чирчика Александр Евсеев,
осталось обнародовать первые
сумбурные и радостные, позитивные
отклики читателей на выход в свет «Облака
вероятности» Баха Ахмедова:
Тамара
Санаева: «Бах, спасибо, дорогой! Ты
наше достояние. И каждое твое слово - самое простое, даже если кому-то оно
кажется не у места, - твое и наше богатство. Твори, радуйся, грусти - погружая
нас вместе с твоим Словом в радости и светлые печали».
Рашид
Ахмедов: «Ты прав, Бах. "Что-то другое" - это резонанс визуальных
вибраций, исходящих от самой картины, и вибраций твоей души поэта, в результате
рождается Слово... Это Чудо! Без этого резонанса невозможна сама Поэзия. Ибо
дальше происходит, вообще, что-то мистическое - вибрации твоей души, выраженные
в Слове, входят в резонанс с вибрациями наших душ как твоих слушателей. Браво,
Бах!»
Алла Победина из Новосибирска: «Про день рождения Баха помню, всегда думаю
о нем (и в день рождения – 22 04 15!) с радостью и желаю ему света и
творчества, здоровья и сил для того, чтобы идти дальше по своему Пути и встречать тех, кому созвучны его стихи
и мир его души. Любви и Света любимому поэту!»
Жанна
Луганская: «Никто так не бахает, как Ахмедов. Удачных залпов!..»
Гуарик
Багдасарова
ГРУСТНЫЙ ГЕНИЙ .
ОтветитьУдалить( Новый вариант)
Баходыру Ахмедову.
Грустный маленький гений
На крыше сидит и играет на скрипке,
Дирижирует ветер
Опавшей осенней листвой.
Душу тронет мелодия чью – то,
А может быть в трепетном сердце,
У кого - то она без прописки жилье обретет.
Грустный гений однажды уйдет,
В даль по имени ВЕЧНОСТЬ.
А на крыше останутся ноты,
Что он не успел записать.
Не забудут про гения люди,
Уйдя в суету и беспечность,
Даже дождь, словно зритель,
Растроганный будет рыдать.