Ежегодно Ташкентский общественный
клуб-музей А. Ахматовой отмечает две даты – день рожденья (26 09 1892 - 8
октября, по новому стилю) и день гибели М. Цветаевой (31 08 1941)
всемирными «цветаевскими кострами»,
возле которых любители русской поэзии читают стихи выдающейся современницы А.
Ахматовой. Они загорятся в Москве, тихой калужской Тарусе, Новосибирске,
Ташкенте и других городах. Несмотря на разность творческих судеб и
противоположность поэтических интонаций – где у Ахматовой в любовной лирике камерность, строгая
гармония, тихая речь, молитвенный шёпот,
там у Цветаевой - обращённость ко
всему миру, резкие нарушения привычной гармонии, крик, «вопль вспоротого
нутра», - при всех этих расхождениях,
их объединяет много общего.
Это, прежде всего, поэтический талант, их схожие литературные кумиры – А. Пушкин, А. Блок, Б.
Пастернак и, наконец, само время, полное политических коллизий – годы первой мировой
войны, революции, гражданской войны и начало
второй мировой войны. Оно
вдохнуло в их поэзию обжигающий гражданственный накал, вырастающий гуманизм из непреодолимой
любви к жизни и драматизм постижения большой правды ХХ века,
и как следствие, их значительный вклад в культуру русского стиха прошлого
столетия.
«Бог меня — одну поставил
Посреди большого света.
— Ты не женщина, а птица.
Посему: летай и пой!»
Посреди большого света.
— Ты не женщина, а птица.
Посему: летай и пой!»
Марина Цветаева
Марина
Ивановна Цветаева родилась в Москве 26 сентября
1892 года в семье трудовой научно-художественной интеллигенции. Её отец Иван
Владимирович Цветаев, известный филолог
и искусствовед, профессор Московского университета, директор
Румянцевского музея и основатель Музея изобразительных искусств имени А.С. Пушкина в Москве, умер в 1913
году. Мать Мария Александровна Мейн из обрусевшей польско-немецкой семьи,
одарённый музыкант, ученица Рубинштейна оказала
главенствующее влияние на воспитание дочери в героико-романтическом
духе. Умерла в 1906 году.
Детство,
юность и молодость Марины Цветаевой
прошли в Москве и в подмосковной тихой Тарусе и отчасти – за границей –
Италии, Швейцарии, Германии, Франции, Чехословакии.
Стихи
начала писать рано, с шести лет, печататься – с шестнадцати. В 18 лет издала
«Вечерний альбом» (1910), на который обратили внимание взыскательные критики:
В. Брюсов, Н. Гумилёв, М. Волошин. В 1912 году вышла замуж за Сергея Эфрона
– друга юности, помогшего ей выпустить
последующие два стихотворных сборника –
в 1912 и 1913 годах.
Ещё
совсем юная и никому не известная Марина Цветаева пророчески писала:
Разбросанным в пыли по магазинам
(Где их никто не брал и не берёт!),
Моим стихам, как драгоценным винам,
Настанет свой черёд.
Годы
первой мировой войны, революции и гражданской войны были временем
стремительного творческого роста Марины
Цветаевой, хотя революцию она воспринимала как «восстание сатанинских сил».
Советская
власть в мае 1922 года дала возможность ей с дочерью Ариадной уехать за границу к мужу Сергею Эфрону,
который, будучи белогвардейским офицером, пережил разгром Деникина и Врангеля,
а к тому времени стал пражским студентом.
Начались
годы скитаний и лишений. Цветаева жила сперва недолго в Берлине, потом три года в Праге, в ноябре 1925 года
переехала в Париж, меняла места жительства в пригородах или ближайших деревнях, так как столичная жизнь ей была не
по средствам.
«Нищеты, в которой я живу, вы себе
представить не можете, у меня же никаких средств к жизни, кроме писания. Муж
болен и работать не может. Дочь вязкой шапочек зарабатывает 5 франков в день,
на них вчетвером (у меня сын Георгий 8-и лет) живём, т.е. медленно просто
подыхаем с голода» - писала она в
частном письме в 1933 году.
Несмотря
ни на какие лишения, духовную изоляцию, голод, одиночество, Цветаева работала
не покладая рук, давая себе слово, что до последней строки она будет именно
«сильно писать», что «слабых стихов» не даст.
Ей удалось издать маленьким тиражом
пять книжек, среди которых были
«Ремесло», «Стихи к Блоку», «Психея». Последний прижизненный сборник Цветаевой «После России» вышел в 1928 году.
Большие её вещи: «Поэма горы», «Поэма конца», «Крысолов», «Поэма лестницы», «Конец Казановы (Феникс)», «Тезей
(Ариадна)», «Федра» и другие, написанные в эмиграции, - затерялись на страницах малотиражных журналов
и альманахов. Многое пишет в стол: её попросту не печатали.
В
безвоздушном пространстве эмиграции ей удалось одно: сохранить себя как
личность, свою «душу живу», без которой не может быть настоящего искусства. Для
неё было оставаться «человеком важнее, потому что нужнее», но при этом она
заверяла, что ни за какие блага не уступит своего дела и места поэта. Она и
была поэтом, чья жизнь всегда была
заполнена неустанной работой мысли и воображения.
Она
любила повторять строфы Каролины
Павловой: «Ты, уцелевший в сердце нищем,
привет тебе, мой грустный стих! Мой светлый луч над пепелищем Блаженств и
радостей моих! Одно, чего и святотатство коснуться в храме не могло: Моя
напасть, моё богатство! Моё святое ремесло». Отсюда и происходило заглавие
её лучшего сборника стихов: «Ремесло».
Цветаева надеялась до конца эмиграции,
что её истинный читатель остался в России: «Пишу не для «здесь» (здесь не
поймут из-за голоса, а именно для «там» - языком равных»). Она мечтала
вернуться в Россию «желанным и жданным гостем». В 1939 году, восстановив
советское гражданство, она вернулась на родину и поселилась в Москве. Здесь она
занималась переводами и готовила к изданию сборник избранных стихов.
Однако
личные семейные обстоятельства сложились очень плохо для Марины Цветаевой. Муж
и дочь подверглись незаконным репрессиям. Отъезд Цветаевой с сыном состоялся
лишь летом 1939 года. В августе того же года в подмосковном Болшево, где жила
семья, была арестована дочь Ариадна, в октябре – муж Сергей Эфрон. Марина Ивановна с сыном
скитались по чужим углам и съёмным квартирам. Зарабатывала переводами (Важа
Пшавела, Иван Франко, Бодлер), носила передачи дочери и мужу. Потом дочь
отправили в лагерь.
Грянула
война. Её эвакуировали сперва в Чистополь, потом в татарскую Елабугу, где её
настиг тот «одиночества верховный час», о котором она с таким пафосом выразила
в своём последнем крике отчаяния:
О, чёрная гора,
Затмившая весь свет!
Пора-пора-пора
Творцу вернуть билет.
Отказываюсь – быть
В бедламе нелюдей.
Отказываюсь – жить.
С волками площадей
Отказываюсь – выть.
С акулами равнин
Отказываюсь плыть –
Вниз - по теченью спин.
Не надо мне ни дыр
Ушных, ни вещих глаз.
На твой безумный мир
Ответ один – отказ.
На
этой ноте оборвалось творчество Марины Цветаевой. Измученная, потерявшая волю к
жизни, 31 августа 1941 года она покончила с собой, и только потом мы вспомнили
слова юной Цветаевой:
Послушайте!- Ещё меня любите
За то, что я умру.
Сергея
Эфрона расстреляли 16 октября того же
года в Москве. Сын Георгий погиб на войне в 1944 году. Он ушёл на фронт
добровольцем из Ташкента, где находился в эвакуации. Ему тогда было всего 16
лет. По воспоминаниям моего Учителя, профессора МГУ имени М.В. Ломоносова Э.Г.
Бабаева[2], уроженца Ташкента, они дружили втроём: он,
Валентин Берестов и сын Марины Цветаевой Георгий. У него была кличка Мур. Он
жил в крошечной комнатке с фанерной выгородкой без окон, с лампочкой под
потолком в чёрном патроне в доме для эвакуированных московских писателей в
самом центре города, где в начале войны с ним соседствовали Сергей Городецкий и
Анна Ахматова. Над столом была укреплена книжная полка, на которой стояли
сборники Марины Цветаевой «Вёрсты», «Ремесло», «Царь-Девица». Иногда Мур читал
на память её стихи:
Москва! Какой огромный
Странноприимнцый дом.
Всяк на Руси бездомный,
Мы все к тебе придём!
Мур
зарабатывал на хлеб тем, что писал стихи и плакаты с карикатурными чертами для
Телеграфного агентства (Уз ТАГ), подобные маяковским «Окнам Роста».
Он
зачитывался книгой «Улисс» Джойса и даже предложил издавать журнал под названием «Улисс». Первые
страницы «Улисса» Мур хранил в синей
папке с нестёршейся надписью «Хождение по мукам». Эту папку ему подарил автор напечатанной в начале
войны в Ташкенте заключительной части
трилогии - «Хмурого утра» - Алексей Николаевич Толстой.
В то время великой безотцовщины в Ташкенте
можно было встретить людей со всех
концов света, ищущих своих отцов. Мур не
любил рассказывать о родителях, но втайне писал роман о подростке, потерянном в
Париже, где коснулся темы самоубийства. Эти страницы он поверил своему другу Э.
Бабаеву. В их беседах и спорах на литературные и философские темы принимал
участие Такташ, сын знаменитого татарского поэта Хади Такташа.
В
90-х годах я однажды застала известного художника и искусствоведа Такташа
в музее А. Ахматовой. Он подтвердил свою сердечную дружбу в далёком
отрочестве с Эдуардом Бабаевым, Валентином
Берестовым, Муром и даже прочитал
свои стихи, посвящённые Э. Бабаеву. Его стихотворные образы были очень
живописными.
У
Мура были списки ненапечатанных стихов Марины Цветаевой – «Поэмы Горы» и «Поэмы
Конца».
Э.
Бабаев считал, что М. Цветаева присутствовала в её сыне гораздо больше, чем
можно было бы предположить и что вся его судьба была предсказана её стихами.
Первым
получил повестку Мур. Он говорил: «По русским традициям, кровь пролитая в боях
за отечество, снимает бесчестие с имени»[3]. Он хотел быть офицером,
но в военное училище его не взяли - зачислили в трудовую армию. Однако, с
поддержки А.Н. Толстого, Муру удалось
улететь в Москву, откуда он был отправлен на фронт и там погиб. Ташкентские
друзья узнали о его гибели спустя несколько лет. По этому поводу Э. Бабаев
писал: «Прощай, Улисс! Не удалось тебе ступить на тропу возвращающегося Одиссея. Видно, недаром Алексей Толстой подарил тебе
пустую папку с надписью «Хождение по мукам»[4].
Геогрий
Эфрон вместе с сестрой Ариадной Эфрон многое сделали, чтобы поэтическое
наследие их мамы дошло до наших дней.
Судьба дочери Цветаевой была не менее трагичной,
чем её сына. Ариадна умерла 26 июля 1975 г. в Тарусе, отмучившись 16 лет в
лапах Гулага. В этом году ей исполняется 100 лет.
В
1998 г. вышла книга «Просто – сердце»[5], в которую вошли лучшие
лирические стихи и поэмы М. Цветаевой, а также поэзия и проза разных лет, посвящённые Цветаевой своим
собратьям по перу – классикам и современникам. Дочь Марины Цветаевой Ариадна
обнаружила название будущей книги в
материнских тетрадях: так Марина Цветаева намеревалась назвать книгу своих
стихов. Эта книга завершается обращением к Отцам – «Поколенью с сиренью»:
Кроме бога ВААЛА!
Всех богов – всех времён –
и племён…
Поколенью с провалом –
Мой бессмертный поклон!
Вам, в одном небывалом
Умудрившимся – быть,
Вам, средь шумного бала
Так умевшим – любить!
До последнего часа
Обращённым к звезде –
Уходящая раса,
Спасибо Тебе!
1935
Любовная
лирика М. Цветаевой, как и вся её поэзия, всегда громогласна, широкомасштабна,
гиперболична, неистова – это «Вопль вспоротого нутра»:
Перестрадай же меня, я всюду!
Зори и руды я, хлеб и вздох,
Есмь я и буду я, и добуду
Губы – как душу добудет Бог.
Мы
и сейчас сверяем свои поступки с провозглашённым М. Цветаевой «законом протянутой руки души
распахнутой», согласно которому всякое чувство понимается как активное
действие:
Любить – знать,
Любить – мочь,
Любить – платить
по счёту.
Поэтому
любовь у М. Цветаевой всегда «поединок роковой», всегда спор, конфликт и чаще
всего – разрыв».
Перечитывая
и декламируя стихи М. Цветаевой, мы будем помнить её признание: «Безмерность моих слов – только слабая
тень безмерности моих чувств».
Каждое сокровенное признание в письмах М.
Цветаевой Борису Пастернаку, Р.М. Рильке
и другим респондентам, как и её стихи, сегодня
сквозь призму 120 лет со дня её рождения (2012) и 70 лет со дня её кончины (2011) кажутся нам
пророческими. В них всегда сквозит готовность отказаться от былых иллюзий
ради сиюминутных прозрений живой жизни:
Берегись могил:
Голодней блудниц!
Мёртвый был и сгнил:
Берегись гробниц!
От вчерашних правд
В доме – смрад и хлам,
Даже самый прах
подари ветрам!
Нет
даже могилы великого поэта – только крест на месте предполагаемого захоронения.
Поэтому, возможно, в память о «языческой» по своей природе поэтессе
с её неукротимой жаждой жизни как лучшей радости и высшего блаженства,
возникла традиция жечь костры в память о ней не только на месте её гибели, но
далеко за пределами Елабуги – Москве, калужской Тарусе, Новосибирске, Ташкенте
и других городах.
Нынче
в канун 120-летнего юбилея
06 10 12 намечаются десятые
«цветаевские костры» в каминном зале Ташкентского общественного клуба-музея А.
Ахматовой. В этот день здесь соберутся
поклонники бунтарской и одновременно по сей день не утратившей значения
новаторской поэзии М. Цветаевой, чтобы снова обратиться к неиссякаемому источнику
вдохновения. Её стихи не спутать с другими. Они отличаются неповторимым ритмом,
особым распевом, не общей интонацией – это верный критерий подлинности и силы
поэтического дарования.
Поэзия
Марины Цветаевой не стала всеобщим достоянием. Она для избранных читателей. Лучшему «настал
черёд» - потому что настоящее в искусстве не умирает.
2012
