Вспоминая Владимира Высоцкого...

         В День памяти поэта и актёра Владимира Высоцкого (1938-1980) – 25 июля 2014 г. – мы снова вспоминаем и пересматриваем фильм   «Владимир Высоцкий: «Спасибо, что живой…», споры о котором до сих пор не затихают. На мой взгляд, несмотря на  несмолкаемую непримиримую дискуссию вокруг этого фильма, он снова объединил поклонников творчества неистового поэта-песенника. Многие пришли в кино из чувства ностальгии по тому, навсегда канувшему в Лету времени, когда мы любили, плакали, боготворили своих официально непризнанных кумиров, вопреки… и не разочаровались в них по сей день.

Фильм, при всех его перегибах и недостатках, а они неизбежны – ведь в основе его воспроизведённый  «живой»  документальный материал более чем тридцатилетней давности -  сумел без хрестоматийной позолоты воскресить  на экране человека, который в себе воплощал поруганные политическим режимом  понятия «совесть и  честь». В кино, как и в жизни, это был одинокий пронзительный народный глас в пустыне, противостоящий  бездушному механизму законной власти. 

На экране с главным героем (Сергей Безруков) мы мучительно проживаем  четыре июльских дня 1979 года, включавшие роковой – 26 июля – день его клинической смерти в люксовом номере «Интуриста». Тогда был сорван концерт в Бухаре, - новая точка отсчёта в стремительно сгорающей жизни Высоцкого, которому оставалось  дышать и творить ровно год до трагического конца - 25 июля 1980 года, который поэт предвещал в своих стихах: «Уйду я в это лето в малиновом плаще».

 «Свежий ветер избранных пьянил,

С ног сбивал, из мёртвых воскрешал,

Потому что, если не любил –

Значит, и не жил, и не дышал!

Но многих, захлебнувшихся  любовью,

Не докричишься – сколько ни зови…

Им счёт ведут молва и пустословье,

Но этот счёт замешан на крови…

А мы поставим свечи в изголовье

Погибших от невиданной любви…». –

   

Это фильм о дружбе и любви, о неспособности главного героя  предавать близких, о его запредельных ценностях, которые всегда над - слабостями людей из его окружения по эту и другую стороны баррикады – заработать за счёт другого, выслужиться перед начальством, формально выполнить служебный долг и закрыть глаза на человеческий фактор.

Это фильм-покаяние властных структур в лице  полковника КГБ В.М. Бехтеева (Андрей Смоляков) перед  простым земным человеком, совершенно внутренне свободным, взявшим на себя смелость одному за всех говорить правду о времени и о себе.

В кого только не перевоплощался Высоцкий  в своих песнях – во фронтовиков и строителей, альпинистов и шизофреников, спортсменов и алкоголиков, шофёров и моряков! Пел он от имени зверей, самолётов, микрофонов и других вещей. Но это всегда была битва против лжи, фальши, подлости, всегда утверждение высокой справедливости, нравственной чистоты и благородства.

В фильме затронута проблема вины и расплаты – одна из стержневых не только в русском, но и в мировом искусстве. Вспомним хотя бы такие произведения как «Эдип-царь» и «Эдип в Колоне» Софокла,  «Гамлет» В. Шекспира, «Преступление и наказание» Ф. Достоевского, две драматические версии «Антигоны»  - Софокла и Б. Брехта,  «Доктор Живаго» Б. Пастернака, «Мастер и Маргарита» М. Булгакова, «Плаха» Чингиза Айтматова или живописная  картина  Николая Ге  «Что есть истина? Христос и Пилат» - в них расплата за вину заключена в осознании самой вины:  вина и расплата совмещаются в одном чувстве.

Герой романа «Плаха» Чингиза Айтматова, корреспондент  областной газеты Авдий Каллистратов мысленно перевоплощается в библейских персонажей давно минувших дней и не может забыть урок Учителя и тем самым заглушить свою совесть за свои и чужие грехи и найти себе и другим множество оправданий: «Как отвратить венец творенья – человека – от пагубных страстей, вседневно сопутствующих ему  и в благоденствии, и в невзгодах, и в бедности, и в пресыщении богатством, и когда он имеет власть, и когда он никакой власти не имеет; как отвратить венец творенья – человека – от неуемной жажды господства над другими, как отвратить  от постоянных сползаний вседозволенности; ведь самодовольство и надменность влекут человека повелевать и принуждать, когда он в силе, а когда не в силе, угодливостью, лицемерием и коварством стремится к той же цели, и в чём же тогда подлинная цель жизни, в чём её смысл, и кто, наконец, в состоянии ответить на этот вопрос так, чтобы ни одна душа не усомнилась в истинности и  чистоте его ответа»1.

Каждый человек задаётся этим вопросом хотя бы раз в жизни и пытается ответить на него. Мне показалось, что в финале фильма эта тема прозвучала не только в исповеди главного героя, недавно пережившего восьмиминутную клиническую смерть и благодарного  Богу и судьбе за её отсрочку, но и охотников на него. Вспомните один из последних кадров, когда полковник  госбезопасности Бехтеев на ташкентском аэродроме провожает самолёт в Москву  и на его взлёте, нарушая все должностные инструкции, рвёт компромат  на Высоцкого и его близкую подругу Татьяну (прообраз Оксана Афанасьева). Военный режимный человек наверняка впервые нарушил свой служебный долг и поступил по-человечески, быть может, первый и последний раз в жизни?

Точно также не по протоколу ведёт себя менеджер гастрольных концертов Высоцкого — Леонид Фридман (Дмитрий Астрахан), организатор концертов Высоцкого в Узбекистане.  Он, поддавшись минутной слабости, сперва позволяет органам КГБ завербовать себя, но потом раскаивается, сжигает корешки билетов «левого» концерта в Бухаре, чуть не стоившего жизни Высоцкому, чтобы они не попали в правоохранительные органы. Раскаявшись, он обнимает Высоцкого и признаётся ему в своём грехе в присутствии полковника КГБ. Высоцкий называет его своим другом – и эти слова признательности дороже ему угрозы ареста.

Наперекор житейской логике поступает  и  двадцатилетняя спутница Владимира Высоцкого последних, самых драматических лет его жизни – по фильму Татьяна (актриса Оксана Акиньшина). По первому требованию она везёт сильные психотропные  средства  Высоцкому, который уже в то время был наркотически зависимым человеком. Одна ампула могла бы его привести в чувство и дать возможность завершить прерванный концерт. Она рискует всем – здоровьем, жизнью, репутацией, свободой, здравым рассудком, но всё-таки совершает  этот безумный поступок  из любви к  человеку.

И Высоцкий её не бросает на произвол судьбы. Девушку задерживают в аэропорту, предварительно забрав у неё паспорт и  вытянув из неё «чистосердечное» письменное признание в том, что это её лекарства – фактически, самооговор – и не дают ей улететь вместе с группой  Высоцкого. Другой бы на месте Высоцкого подумал, прежде всего, о своей шкуре, но тогда бы этот человек не смог написать «Песню о друге»: он жил, как дышал, и творил, как жил. Высоцкий задержался, искренне убедил сыщика, что готов признаться во всём, но без Татьяны  он никуда не улетит. «Охотник на волков», пусть на время, но сдался и вернул паспорт Татьяны, невинной случайной  жертвы чрезвычайных  обстоятельств. Здесь зрители улавливают прямую аналогию с евангельской традицией.

         Съёмки  фильма проходили в трёх странах  – России, Белоруссии, Узбекистане. Сюжет фильма, как в хорошем реалити-шоу,  раскрывается в реальном времени, о котором напоминают рассвет, смена  яркого знойного дневного света на прохладные сумерки возле водоёма в Бухаре, ровное равнодушное  тиканье часов, напряжённые частые телефонные звонки. Эта  обыденность происходящего передана также через национальные бытовые предметы – будь то деревянная плошка или восточный  цветастый рукотворный ковёр на базаре (снимали в Самарканде), купленный Высоцким в подарок московскому другу. Множество правдоподобных  внешних деталей создают правдивую атмосферу действия на экране. В фильме воссозданы особые природные и климатические условия азиатского юга большой страны, в частности, безлюдная пустынная автотрасса из Ташкента в Бухару.

Это  резные ажурные двери на входе в бухарскую гостиницу, в которой остановились наши герои. На улицах древнего  города повсюду пестрели  общие для всех регионов идеологические артефакты тоталитарной советской эпохи в виде красных плакатов с профилем вождя мировой революции и  кумачовых знамён с советской эмблемой – серп и молот. И, конечно, это скрупулёзно воссозданный  в фильме легендарный мерседес, за рулём которого  Владимир Высоцкий в состоянии эйфории  мчится по ночной Москве на предельной скорости, не соблюдая  правил дорожного движения.

 Действие  проходит на   мозаичном историческом фоне, оттого  фильм кажется убедительным, правдивым, незабываемым. Мы, словно на два  часа, окунулись в прошлое со  всеми его полузабытыми реалиями  и погрузились в то пространство, в котором жил и творил наш  всеобщий кумир. Зрители ещё раз осознали, каково  было в рамках жесточайшей цензуры талантливому человеку оставаться свободным и непродажным в творчестве и самой жизни.

За рамками киносюжета осталась биография поэта, которая нам знакома по новым посмертным изданиям книг Высоцкого, мемуарам Марины Влади («Прерванный полёт»), его друзей и близких родных, документальным фильмам и телевизионным передачам. При жизни Высоцкого, хорошо зная его песни, мы мало что знали о нём самом.

Владимир Семёнович Высоцкий родился и учился в Москве. Несколько лет провёл  у родного отца, военного, в Германии, вторая жена которого привила  в Высоцком-подростке любовь к чтению и музицированию на пианино и гитаре.

Окончив студию МХАТа, он стал артистом театра и кино. Свою театральную карьеру  начал с неудачного периода работы в театре имени А.С. Пушкина на Тверском бульваре. Там ему приходилось играть второстепенные возрастные роли или участвовать в массовках.  Начались периодические срывы и увольнения из театра.

После съёмок в кинофильме «713-й просит посадку» (это была уже вторая работа в кино) он перешёл в театр на Таганке. Встреча с режиссёром  театра на Таганке Юрием Любимовым оказалась судьбоносной. Здесь Высоцкий с 1964 года до конца жизни сумел себя реализовать и как актёр, и как исполнитель авторских песен. Будучи одним из ведущих актёров этого театра, он по праву разделил с ним его громкую славу. Из всех его ролей навсегда любимыми и востребованными для Высоцкого останутся – Хлопуша – в спектакле «Пугачёв» с его знаменитым монологом:

«Проведите меня к нему!

Я хочу видеть этого человека!...»

 и Гамлет в одноимённом спектакле с таким же монологом-набатом:
«Быть или не быть? – вот в чём вопрос».

После выхода кинофильма «Гамлет» (реж. М. Козинцев) с Иннокентием Смоктуновским в главной роли  всем казалось:  ничего нельзя больше сказать и раскрыть в этой роли, чем это уже сделал гениальный актёр. Однако В. Высоцкий доказал, что «Гамлет» - это неизбывная классика, нечто невероятное и не утратившее значения по сей день: грандиозная трагедия мыслящего человека, интеллигента в сегодняшнем понимании.

Он играл самого себя: это был не просто колеблющийся человек, но мыслящий. Мыслить – значит колебаться, сомневаться, уметь отходить от  заученных схем и догм. Это было очень близко творческой натуре Высоцкого. Зрители смотрели на Высоцкого-Гамлета в джинсах и вязаном чёрном свитере  70-х годов и понимали, что «Гамлет» нужен нам сегодня, как никогда. Без него мы не поднимем экономику, не сможем реформировать политическую систему, если не поймём, что мыслить-сомневаться необходимо всегда.

Но наиболее ярко и полно Высоцкий раскрылся в авторских песнях. Противоборствующие голоса в песне Высоцкого –  будь она лирической или сатирической – отличает искренняя, доверительная разговорная интонация, которая сочетается с сильной страстью. Пророческими оказались слова поэта-песенника:

«Я, конечно, вернусь,

весь в друзьях и  делах.

Я, конечно, спою -

Не пройдёт и полгода…».

         Больше тридцати лет при полном аншлаге идёт спектакль «Высоцкий» на Таганке.  Денис Хамраев в Бухарском молодёжном театре поставил спектакль «Натянутый канат», основанный на творчестве Высоцкого. Более семисот песен Высоцкого звучат на всех языках мира в разных уголках планеты.

Создатели фильма  «Владимир Высоцкий: «Спасибо, что живой» напомнили зрителям о том, что поэт-песенник продолжает жить с нами, перешагнув своим творчеством в 21 век. И нашим потомкам через полвека ещё предстоит открыть архив Высоцкого, подаренный россиянам Мариной Влади. Им предстоит по-новому оценить его поэтическое и эпистолярное мастерство: изобретательность, виртуозность рифмы, необыкновенное ритмическое и строфическое богатство стиха, блестящее владение приёмом переноса. А нам, несмотря на множество критических  замечаний и претензий к киноверсии автора сценария Никиты Высоцкого и режиссёра Петра Буслова, вместе с Владимиром Высоцким из его недостижимого далека остаётся поблагодарить всех, кто не зря работал над фильмом пять лет: «Спасибо, что живой…». Пётр Буслов по окончании  съёмок сказал: «Фильм не завершён.  Я хочу посмотреть, как он будет жить…». 

Гуарик Багдасарова

2011/2014

Пространство поэзии: «назначенный круг»[1]

-->

«Наш век на земле быстротечен,

И тесен назначенный круг»

А. Ахматова.

Стихи Анны Андреевны Ахматовой (1889-1966) из цикла «Ташкентские тетради»[2]  и воспоминания о ней современников  прозвучали на литературно-музыкальном вечере в мае 2001 года в Художественном абонементе библиотеки НГУ. Устроитель и ведущая  Ю.В. Лихачёва так и назвала его ёмкой ахматовской строкой: «Это рысьи глаза твои, Азия». Именно в этих стихах проявились не только острота духовного зрения и органичное восприятие Азии, но почти генетически родственное  отношение к Востоку русского Поэта:

Это рысьи глаза твои, Азия,

Что-то высмотрели во мне,

Что-то выдразнили пдспудное,

И рождённое тишиной,

И томительное, и трудное,

Как полдневный термезский зной.

Словно вся прапамятьв сознание

Раскалённой лавой текла,

Словно я свои же рыдания

Из чужих ладоней пила.

1945.

На этот вечер меня пригласили официально заказным письмом по почте, и поэтому мало кто удивился моему участию в нём. Но на самом деле, никакого письма я не успела получить и приехала из Ташкента в новосибирский Академгородок по зову сердца, чтобы навестить там моего 25-летнего сына Павла, который после кончины его родного отца в 2000 году остался в пустой квартире один на один со множеством нерешённых моральных и бытовых проблем. А тут такое совпадение!

Утром после дальней дороги мне не здоровилось: сердце немного прихватило. Но к вечеру я надела самое красивое выходное платье из синего велюра, украшенное  эмалевой брошью. Взяла под руку с одной стороны своего сына, вооруженного отцовской видеокамерой,  и с другой, 16-летнюю племянницу Нину, гостившую в это время в Новосибирске. Мы вместе торжественно в приподнятом настроении отправились в университет на этот знаменательный поэтический вечер.

Литературно-музыкальный вечер, по современным меркам, неожиданно приобрёл международный, интернациональный характер. Я, жительница Ташкента,  пересказала устные воспоминания моего учителя, профессора МГУ Э.Г. Бабаева (1927-1995) об Анне Ахматовой, чьим гидом он был в годы её южной эвакуации (1941-1944).

Об этом периоде А. Ахматова вспоминает в краткой автобиографии:

- Отечественная война 1941 года застала меня в Ленинграде. В конце сентября, уже во время блокады, вылетела на самолёте в Москву.

До мая 1944 года я жила в Ташкенте, жадно ловила вести о Ленинграде, о фронте. Как и другие поэты, часто выступала в госпиталях, читала стихи раненым бойцам. В Ташкенте я впервые узнала, что такое в палящий жар древесная тень и звук воды. А ещё я узнала, что такое человеческая доброта: в Ташкенте я много и тяжело болела.

В мае 1944 года я прилетела в весеннюю Москву, уже полную радостных надежд и ожидания близкой победы. В июне вернулась в Ленинград[3].

Э. Бабаев познакомился с Анной Ахматовой совершенно случайно. Пятнадцатилетнего подростка  попросили отнести эвакуированной блокаднице авторские экземпляры только что вышедшей в Ташкенте в 1943 году книжки её стихов. С той встречи началась их многолетняя дружба. Он был счастливым и благодарным собеседником и близким другом А. Ахматовой в свои юные годы. Он помнил случайно обронённую ею фразу со ссылкой на одного старого остроумного писателя (быть может, это был А.Н. Толстой?), который назвал Ташкент времён эвакуации «Стамбулом для бедных»[4]. Сам Бабаев писал о родном городе военных лет: «В южном городе жизнь идёт открыто – во дворе.  Большие дворы Ташкента, разноязыкие, населённые множеством народа, в годы войны были настоящими Вавилонами. Люди обменивались новостями, радостями и горестями, кажется, на всех языках земли. Но в центре всей жизни во дворе были дети…»[5].

Ахматова, имея широкий круг знакомых, Эдику Бабаеву   доверила на хранение переписанную им самим детским школьным почерком рукопись «Поэмы без героя», а также свой автограф «Китежанки», над которыми она работала в Ташкенте. Ташкентский вариант оказался лучше  позднейших авторских версий «Поэмы без героя», которую Ахматова закончила  в 1962 году. Она писала её  двадцать два года.

 С Бабаевым Ахматова поддерживала переписку и по окончании её южной эвакуации.  Из Москвы Анна Андреевна писала Э. Бабаеву, что тоскует по солнцу Туркестана.  Она рекомендовала его на учёбу в Московский университет, подарила ему одну из своих книг стихов с надписью «дружески»[6]. Но  Бабаев так и не смог воспользоваться    рекомендательными письмами  А.А. Ахматовой,  Н.Я. Мандельштам, а потом и К.И. Чуковского - В.В. Виноградову и В.Б. Шкловского – Н.К. Гудзию.

 Будучи студентом Ташкентского транспортного института, после первой же зимней сессии в январе 1946 года он приехал в Москву. Время было сложное, тревожное. Когда Бабаев появился на пороге квартиры И. Эренбурга с рекомендательными письмами, именитый писатель после короткой беседы с ним откровенно предупредил молодого поэта, мечтавшего перевестись из ташкентского технического института, в котором готовили инженеров,  на филологический факультет МГУ: «Ни у кого не берите никаких рекомендательных писем. Не связывайте себя. Никто не может поручиться, что те имена, которые сегодня звучат обнадёживающе, завтра не окажутся отверженными. Поэт должен действовать на свой страх и риск. Зачем и кому это сейчас нужно – ссылаться на авторитет Анны Ахматовой? Одна такая строка может совершенно погубить вас»[7].

Слова писателя оказались пророческими. Бабаев вернулся в Ташкент, перевёлся  сперва на физмат и потом с потерей одного года на филфак Среднеазиатского государственного университета. Вот тогда и вышло августовское постановление  ЦК Компартии (1946 г.) о журналах «Звезда» и «Ленинград». Во время всеобщих гонений «хулителей искусства» в лице Жданова на А. Ахматову и М. Зощенко Бабаева направили в зоопарк, чтобы он там выступил с осуждением  космополитизма автора «Поэмы без героя». Заодно осуждающе припомнили ему дружбу с ней.

«Здесь и сейчас, - вспоминал Бабаев, - вступал в  действие закон подвижного человека, открытый Михаилом Зощенко: в хорошее время он хороший человек, в плохое – плохой, а в чудовищное – чудовище»[8].  В этом смысле  Бабаев оказался «малоподвижен». В тот же день 19- летний второкурсник, не  раздумывая, подал прошение об увольнении из университета и пошёл с неоконченным высшим образованием преподавать в начальных классах в школе.

Не все могли так мужественно поступить. Ташкентский художник  и друг  Э. Бабаева Рафаил Такташ (1926-2008), принёсший на суд Ахматовой свои стихи, сумевший взять у неё автограф к её книге: «На добрую память о встрече в Ташкенте», проявил малодушие и уничтожил эту драгоценную страницу в 1946 году, о чём впоследствии очень сокрушался: «Таким образом, я сам лишил себя чести, которой меня удостоила замечательная поэтесса. Но эту книгу стихотворений А.А. Ахматовой я сохранил и берегу её до сих пор»[9].

Для Бабаева это был момент истины и судьбоносного выбора – во всех чрезвычайных обстоятельствах оставаться порядочным человеком.

Эдуард  Бабаев чётко осознавал, что за счастье быть собеседником  Анны Ахматовой надо было платить: нельзя жить, «ничем не жертвуя ни злобе, ни любви». Впоследствии он долгое время расплачивался безмолвием за полногласие юности. В тридцать лет от роду он стал глохнуть и воспринял эту надвигающуюся глухоту как расплату или наказание за его любовь к голосу, к устной речи, к  высокой поэзии вслух.

Ему так и не удастся поступить в Московский университет. Пройдёт много лет, прежде чем Бабаев осуществит свою заветную мечту и станет преподавать в МГУ, когда ему будет уже за сорок.

«В 1961 году я получил приглашение на работу в музей Л.Н. Толстого. Позднее я перешёл на работу в Московский государственный университет», - вспоминал Эдуард Григорьевич[10]. Путь к этой пристани займёт почти четверть века. «История литературы и журналистики 19 века»  станет для него не предметом изучения, а «способом существования и образом жизни» (И. Волгин). Он читал лекции, перенеся инфаркт и игнорируя запреты врачей,  до последнего дня и умер во сне в субботний день 11 марта 1995 года, пожелав передохнуть часок перед очередной лекцией – с приёмником на груди, из которого гремел жизнеутверждающий рок. Он не верил в неизбежность смерти и писал:

«Неужели я настоящий,

И, действительно, смерть придёт?»

Студенты и его  коллеги воспринимали профессора  Э.Г. Бабаева не как популяризатора классики и даже не интерпретатора её, но как доверенное лицо с характерным для него лаконичным «строфическим стилем». Всем своим интеллигентным обликом, манерой  задушевно, доверительно говорить с каждым и своим физическим присутствием  он внушал аудитории, что русская литература не только «предмет», но что она, действительно, существует, пульсирует в современности, как живой организм, а нас, студентов он называл не  иначе как его «собеседниками».

В одной из почтовых открыток (2089 г.) он признавался мне: «Дорогая Гуарик! Я получил Ваше письмо. Спасибо за память. Очень хорошо помню Вас и Ваше дипломное сочинение. Я уверен, что в  Ленинградском институте имени Репина, где вы так удачно дебютировали в качестве искусствоведа, Вас ждёт новая удача. Я теперь собираюсь на пенсию (годы прошли) и желаю вам, как всем моим собеседникам по университету, добра и счастья. С уважением: Э. Бабаев».

 Я благодарила судьбу за то, что Э.Г. Бабаев был и моим литературным гидом по Москве и  добродушным расточительным собеседником в годы учёбы в Московском университете (1970-1975).  Его  устные воспоминания об А. Ахматовой посмертно  легли в книгу, позднее подаренную мне дочерью Бабаева - Елизаветой[11].  Мои воспоминания о моём Учителе вошли в очерк «Прогулки по Москве»[12], фрагмент из которых был позднее опубликован в главе «Страницы воспоминаний о Э.Г. Бабаеве» в сборнике текстов его лекций и мемуаров друзей  и выпускников факультета журналистики МГУ о нём[13].  Так,   спустя годы мы снова оказались вместе с моим Учителем на страницах книги из серии «Наше наследие», которая попала мне в  руки совершенно случайно. Её подарила мне моя однокурсница Людмила Шевченко на  юбилейной 35-илетней встрече выпускников факультета журналистики в 2010 году, купив последний экземпляр в книжной лавке под сводами  нашей Alma-Mater.

Программу литературно-музыкального вечера в НГУ  после моего выступления продолжила Екатерина Тетельман из Иерусалима. Она с душевной проникновенностью, трепетно прочитала наизусть стихи А. Ахматовой из цикла «Луна в зените» (1944): «Когда лежит луна ломтём чарджуйской дыни…», «Я не была здесь лет семьсот…». Известно, как ревностно относилась Ахматова к звучащему слову, и даже слушая граммофонную запись своего низкого глуховатого голоса, она сдержанно и строго оценивала: «Ничего…».

Сергей Ступаков из Санкт-Петербурга и Валентина Дюдуи из Новосибирска изысканно исполнили узбекские национальные произведения в обработке А.Козловского. Алексей Козловский, талантливый композитор,  жил  в Ташкенте, преподавал в Узбекской государственной консерватории. Он написал музыку к Прологу ахматовской «Поэмы без героя», которая росла и формировалась в Ташкенте практически у него на глазах. И друзья знали об этом.

В этот «назначенный круг», наряду с  Эдуардом  Бабаевым и его другом, будущим историком Валентином Берестовым,  Фаиной Григорьевной Раневской, Еленой Сергеевной Булгаковой, Надеждой Яковлевной Мандельштам, Ксенией Некрасовой входили  супруги Галина Лонгиновна и  композитор Алексей Фёдорович Козловский, которому А. Ахматова посвятила стихи «Явление луны» и «Как в  трапезной»:

Как в трапезной – скамейки, стол, окно

С огромною серебряной луною.

Мы кофе пьём и чёрное вино,

Мы музыкою бредим… всё равно.

И зацветает ветка над стеною.

И в этом сладость острая была,

Неповторимая, пожалуй, сладость

Бессмертных роз, сухого винограда.

Нам родина пристанище дала.

Так, самая страшная война, -  обобщит  позднее И. Волгин, -  свела  армянского мальчика Э. Бабаева, генетически связанного с древней культурой и безоглядно влюблённого в российскую словесность, под звёздами Средней Азии, на дальней окраине империи,  с теми, кого при иных условиях и обстоятельствах он никогда бы не смог увидеть, а тем паче, войти в этот «назначенный круг».

Тот памятный вечер продолжился в гостях у Юлии Вильевны Лихачёвой, которую попросту в узком дружеском кругу называли Юлечкой, невзирая на её почтенный возраст. Шумное застолье объединил пушкинский завет: «Друзья, прекрасен наш союз!/Он, как душа, неразделим и вечен…»

Поклонники поэзии А.А. Ахматовой, не знавшей границ, - ведь в искусстве и любви границы не признаются, - снова читали её стихи, посвящённые Азии:

Заснуть огорчённой,

Проснуться влюблённой,

Увидеть, как красен мак.

Какая-то сила

Сегодня входила

В твоё святилище, мрак!

Мангалочий дворик,

Как дым твой горек,

И как твой тополь высок...

Шехерезада

Идёт из сада…

Так вот ты какой, Восток.

«Луна в зените».

Ташкент, 1942-1944.

По возвращении в Ташкент я стала частым посетителем и участником заседаний Общественного клуба-музея А. Ахматовой «Мангалочий дворик», который был создан в 1999 году А.В. Маркевич при поддержке председателя РКЦ Уз. С.И. Зинина. Музей перешагнул свой десятилетний юбилей, пополнился новыми поступлениями. При нём работают пять творческих объединений, образовались контакты с ИМЛИ им. Горького (Москва), с музеями А. Ахматовой в Санкт-Петербурге «Фонтанный дом» и «Серебряный век».  Здесь состоялась презентация моей первой книги стихов «Близкое эхо» в 2003 году. Здесь я познакомилась   с Вадимом Муратхановым, Евгением Абдуллаевым, Алексеем Кирдяновым, позднее Александром Евсеевым, Виктором Клепиковым и другими ташкентскими поэтами, а также композитором и исполнителем авторских песен Геннадием Арефьевым. Здесь проходили прекрасные  незабываемые творческие вечера народного поэта Узбекистана Александра Файнберга. Именно здесь на протяжении вот уже 11 лет звучат стихи А. Ахматовой и «серебряного века». И радостно видеть, что в наши дни  значительных перемен не иссякает интерес к  творчеству и выдающейся личности Поэта. Во многом, это заслуга неизменного общественного директора  музея «Мангалочий дворик», двери которого всегда открыты для любителей русской словесности.

А.В. Маркевич рассказывает:

- Музей Ахматовой ежегодно отмечает три даты – это день рожденья Ахматовой – 23 июня (1889), день её ухода в вечность – 5 марта (1966), день рожденья музея – 18 декабря (1999). К ним прибавилась ещё одна знаменательная дата - 9 ноября 2011 года исполнилось 70 лет со дня пребывания А.А. Ахматовой в Ташкенте.

Наш «Мангалочий дворик»  много лет проводит экскурсии по музею, где собраны свидетельства её жизни в нашем городе. Одно из них – подарок  поэта Зои Тумановой – ташкентское издание избранных стихов  А. Ахматовой с автографом дарителя. Мы посвящаем Анне Ахматовой и её ближайшему поэтическому окружению «литературные гостиные» последний четверг месяца, а также в юбилейные даты.

Конкурсы чтецов, поэтов, романсы на стихи Ахматовой позволяют проявить участникам и свои таланты. Да будут бессмертны поэзия А. Ахматовой в нашей памяти и любовь к ней!

Среди экспонатов музея, представленных ташкентскими современниками А. Ахматовой  - З.А. Тумановой, Н.Г. Зайко (дочерью С.А. Журавской), Д.А. Рашиди, Р.Х. Такташом, Х.Х. Алимджановой (дочерью Х. Алимджана и Зульфии), а также архивных материалов поэтессы Н. Татариновой, серийных выпусков ахматовского ташкентского альманаха «Мангалочий дворик»  самым дорогим для меня остаётся фотография  юного Эдуарда Бабаева со своей невестой Ларисой в его счастливую пору вхождения в «назначенный круг».

«И всё же назначенный круг оставался прежним, - вспоминал Э. Бабаев.  

- Вам надо записаться в настоящую библиотеку, - сказал Корней Иванович Чуковский.

- И поступить в университет, - добавила Анна Ахматова.

А что было сверх того, всё было от лукавого»[14].

 Назначенный судьбоносный круг – именно это пространство поэзии и  духовных связей  в нём с выдающимися деятелями  русской культуры ХХ века – Анной Ахматовой, Борисом Пастернаком, Николаем Харджиевым, Надеждой Мандельштам, Ксенией Некрасовой, Владимиром Луговским,  открытое в юности,  обрекло  юного отрока  на вечное служение музам, главную из которых Клио он называл «Музой Ахматовой».

А. Ахматова признавала только одного учителя  -  А.С. Пушкина: «Онегина воздушная громада, как облако, стояло надо мной».  Но Азия вошла органично в стихи Ахматовой. Это слияние  русской и узбекской  культуры раскрывает перед нами загадочный «восточный прищур северных ритмов в ахматовской лирике» (С. Сомова)[15].

«Пиры нищих» были знамениты не угощением или винами, а «шумом стихотворства» и «колоколом братства»[16], - вспоминал Э. Бабаев о Ташкенте сороковых годов.

Отрадно, что мандельштамовские «шум стихотворства» и  «колокол братства» неистребимо звучат в пространстве поэзии и в нашем суматошном  (сумасбродном-?)  21 веке.

2001/2011

---

[1] Багдасарова Г.Пространство поэзии (сокр в-т). -//Наука в Сибири, май 2001.

[2] Ахматова А.Избранное. – Т: Советский писатель, 1943. Был отпечатан в ташкентской типографии №2.

[3] Ахматова А. коротко о себе. В книге: Лирика. – М.: Художественная литература, 1990., с. 7

[4] Бабаев Э. Назначенный круг. В книге: Воспоминания. – СПб: ИНАПРЕСС, 2000., с. 101

[5] Бабаев Э. ARS POETICA. В книге: Воспоминания. - М.: ИНАПРЕСС, 2000.,  с. 154

[6] Ахматова А. Стихотворения. – М.: Государственное издательство художественной литературы, 1958. Надпись:  «Эдуарду Бабаеву на память о моих годах в Ташкенте. Дружески: Ахматова, 12 мая 1959 г. Москва».

[7] Там же, с. 121

[8] Бабаев Э. Назначенный круг. В книге: Воспоминания. – СПб: ИНАПРЕСС, 2000., с. 125

[9]  Ахматовский ташкентский альманах «Мангалочий дворик» - Т.: Клуб-музей Ахматовой РКЦ Уз., 2003., с.54

[10] Там же, с. 332

[11] Бабаев Э. Назначенный круг. В книге: Воспоминания. – СПб: ИНАПРЕСС, 2000., с. 83-127

[12] Багдасарова Г. Прогулки по Москве. В книге: Близкое эхо, 2 том. – Т,, 2006., с. 220-238

[13] «Надо читать трудные книги» - В книге: Бабаев Э. «Высокий мир аудиторий» - М.: Факультет журналистики МГУ, 2008., с. 503

[14] Бабаев Э. Воспоминания. – Санкт-Петербург: ИНАПРЕСС, 2000., с. 127

[15] Сомова С. « Мне дали имя – Анна». Ахматовский ташкентский альманах – Т, 2003., с. 51

[16] Бабаев Э. Воспоминания. – Санкт-Петербург: ИНАПРЕСС, 2000., с. 141

ПРИБЛИЖЕНИЕ К ДОМУ

 

Поэтический вечер 21 октября в литературном музее Сергея Есенина был связан с коротким приездом московского поэта Вадима Муратханова в Ташкент к своим родным. Он выступил вместе с Евгением Абдуллаевым. Этот дуэт двух известных у нас литераторов собрал не только их старых и новых друзей, но и представителей студенческой творческой молодёжи, интересующейся новыми веяниями в современной литературе.
На подиуме не хватало третьего представителя многолетнего тандема – Санджара Янышева, в это время пребывавшего в творческой командировке за пределами СНГ.
Вадима Муратханова, Евгения Абдуллаева, Санджара Янышева узбекистанская общественность узнала наиболее полно летом 2001 года на открытом фестивале поэзии в Ташкенте. Тогда же гостивший в узбекской столице московский поэт Глеб Шульпяков дал высокую оценку трём местным литературным корифеям, положившим начало существованию так называемой «Ташкентской школы поэзии» в противовес «Ферганской». На самом деле это была всего-навсего попытка молодых талантов заявить о себе на всём постсоветском пространстве как о «новой элите русской ташкентской поэзии».
С тех пор в узбекской столице прошло шесть традиционных фестивалей поэзии, организаторами которых были Литературный музей Сергея Есенина, «Ташкентская поэтическая школа» и литературно-художественный журнал «Звезда Востока». Заслугой этих фестивалей было участие в них представителей разных поколений и литературных направлений – Александра Файнберга, Сабита Мадалиева, Шамшада Абдуллаева, Вадима Муратханова, Сухбата Афлатуни, Мирпулата Мирзо, Рустама Мусурмана (Мусульманова), Людмилы Бакировой, Алексея Кирдянова и многих других. Гостями последнего шестого фестиваля были зарубежные гости Анатолий Найман, Вера Павлова из России, Ербол Жумагулов из Казахстана, Игорь Бяльский и Влад Соколовский из Израиля.
В наши дни сохранился отголосок этих ярких культурных событий на ташкентских вечерах поэзии, особенно когда они отмечены приездом наших старых друзей-земляков, ныне полнокровно обосновавшихся в российской столице и органично вписавшихся в литературную панораму Москвы. Таким незабываемым праздником для ташкентских любителей художественного слова стала презентация составителем Санджаром Янышевым двуязычной Антологии современной узбекской поэзии «Анор-Гранат» (М., 2009.) в Центральном доме офицеров в мае 2010 года.
В этот раз В. Муратханов познакомил земляков со своими новыми книгами избранных стихов, изданными за последних два года: «Испытание водой» и «Приближение к дому». Евгений Абдуллаев представил на суд слушателям свою поэтическую новинку с оригинальным названием: «+39», под которым подразумевался приближающийся 40-летний юбилей и количество стихов в книге как поэтические вёрсты прожитых лет.
Вечер был накалён аурой первооткрывателей, которыми ощущали себя не только презентующие своё творчество поэты, но и мы, слушатели. Здесь все были заодно: новое сознание в распахнутой его «самости» двух совершенно различных, если не противоположных индивидов входило в нашу жизнь и завоёвывало наши симпатии и антипатии. Здесь два поэта, каждый сам по себе, обладали «лица не общим выраженьем» и поэтому были равными соперниками, знаковыми фигурами нашего времени, когда творец стремится не подражать другим, а выразить себя до конца.
В. Муратханов родился в 1974 г. во Фрунзе (ныне Бишкек). В 1990 г. переехал в Ташкент, где окончил факультет зарубежной филологии ТашГУ. Стихи, переводы, проза публиковались во многих столичных престижных журналах: «Новый мир», «Октябрь», «Дружба народов», «Новая юность» и др. Он автор четырёх книг стихов, каждая из которых – это открытие в познании мира.
По роду своей нынешней профессиональной деятельности – он ещё и редактор отдела поэзии в «Новой юности» - ему приходится изучать и оценивать чужие произведения, причём, не всегда положительно, но честно. И хотя он порой очень устаёт, но это необходимый и важный фактор формирования и постоянного развития творческой личности. Переехав в Подмосковье в 2006 году, Вадим расширил для себя контекст активной современной культуры и литературного наследия, в котором он существует и постоянно развивается. Это расширение не только внешних границ бытия, но и внутренних, духовных, сказалось на его поэзии.
Стихи Вадима стали глубже, прозрачней, лаконичней, а его «приближение к дому» измерено совсем другими стёжками-дорожками – внутреннего взросления и зрелости души. Когда-то Вадим признался, что для него Ташкентом останется Бишкек (точнее, Фрунзе) начала 80-х годов с похожими, но всё же отличными от узбекских, махаллями, площадями и базарами, в которых он до сих пор черпает свой энергетический потенциал. Такой город своего детства поэт и прозаик воссоздал в цикле мастерских по своей чистоте звучания и наивности рассказов о своём детстве: «Долгие жизни в Самане» , а также в стихах, связанных с детством, домом, двором, вошедших в две последние книги:

«Мой белый день, мой бесконечный день,
Пока ещё ты не свернулся в трубку,
Ты подари мне всех своих людей,
Наполни, напитай меня, как губку.
Коварно время. Быстротечен век.
На курпачи, что сопричастны тайне,
Мечталось мне туда, на самый верх.
Потом, потом… и не сбылось мечтанье.
«Поэма двора».

И всё-таки, на мой взгляд, после ухода в вечность Александра Файнберга 14 октября 2009 года, отъезда многих талантливых русских писателей и поэтов за рубеж в безоблачном голубом небе над Ташкентом образовалась озоновая дыра. И если в данном контексте статьи использовать понятие «закон сохранения энергии» в абдуллаевском (гуманитарном) смысле, то будем надеяться, что эта творческая энергия окончательно не исчезла, ибо оставшиеся готовы «заткнуть собственным телом её протекание в песок и пыль» .
А те, кто вынужденно покинул свою «малую родину» и ушёл во внешнюю или внутреннюю эмиграцию, сжёг мосты за собой, - они снова возвращаются к нам в своих текстах, восстанавливая творческую атмосферу художественного дискурса и открывают нам заново художественно-субъективный образ родных Пенатов. Мы заново открываем для себя город нашего детства, полузабытые реалии советского прошлого и поэтику тех невозвратных дней, благодаря им, мастерам слова: это Дина Рубина в романе «На солнечной стороне улицы», Алексей Устименко в повести «Китайские маски Черубины де Габриак» , Александр Джумаев в своём эссе «Исчезающий город как знак и мироощущение в культуре Центральной Азии» , Вадим Муратханов в цикле рассказов «Долгие жизни в Самане» и трилогии «Три товарища» .
Вечер поэзии двух наших соотечественников в литературном музее Есенина 21 октября был похож на долгожданный осенний ночной дождь, который внезапно так щедро, расточительно нынче окатил узбекскую столицу. Он смыл старую летнюю пыль с тротуаров и шоссейных дорог, с наших спёкшихся под южным солнцем домов и палисадников и напомнил нам об обновлении и очищении души.

"ПУСТЬ СЕРДЦУ ВЕЧНО СНИТСЯ МАЙ"

«Но всё ж ласкай и обнимай
В лукавой страсти поцелуя.
Пусть сердцу вечно снится май
И та, что навсегда люблю я…»
С. Есенин


В Литературном музее Сергея Есенина при поддержке Российского центра науки и культуры в РУ состоялся поэтический вечер с участием заслуженного артиста РФ Юрия Ивановича Голышева. Программа, посвящённая 116-летию со дня рождения великого русского поэта Сергея Александровича Есенина, состояла из двух частей:
- «Мой путь»: стихи, проза, статьи, письма;
 - Народная тропа: Пушкин–Есенин-Высоцкий.
Ю.И. Голышев – артист Московской государственной академической филармонии, лауреат всероссийских конкурсов артистов-чтецов, один из лучших мастеров художественного слова, прекрасный рассказчик.
Он нашёл литературные, биографические, мемуарные данные, научно-популярные материалы – всё, что сделало его выступление оригинальным и живым. Публике, знакомой с хрестоматийным образом Есенина со школьной скамьи, было интересно узнать и прочувствовать вместе с автором литературного сценария новые грани поэтического таланта и самой жизни русского поэта на историческом фоне. Жизнь Сергея Есенина проходила перед глазами слушателей через его стихи, прозу, статьи, письма, скудные автобиографические данные и дополнялась особой трепетной интонацией чтеца, когда он по-особому задушевно декламировал поэмы «Анна Снегина», «Пугачёв», «Чёрный человек», лирические циклы: «Москва кабацкая», «Персидские мотивы», стихи: «Гой ты, Русь моя родная…», «Русь советская», «Страна негодяев»; «Исповедь хулигана», «Песнь о собаке», «Собаке Качалова», «Письмо матери» и многие другие.
Не так просто артисту-посреднику проследить творческий путь одного известного поэта. Но ещё сложнее, на мой взгляд, сравнить его с другими величинами, «властителями дум» и суметь выявить преемственную связь различных культурных эпох в русской литературе – от «золотого века» Пушкина до наших дней, не мыслимых без творческого наследия Владимира Высоцкого.
Ю.И. Голышев это сделал: он открыл программу пушкинским стихотворением «Поэт» («Пока не требует поэта к священной жертве Аполлон…») и завершил её кровоточащим сочинением мятежного барда 20 века: «Мой чёрный человек в костюме сером», так очевидно перекликающимся с «Чёрным человеком» С. Есенина. Пушкин стоял во главе череды лучших поэтов России: к нему обращались Маяковский, Блок, Есенин, Цветаева, Ахматова, Высоцкий, Файнберг, Баграмов. Поэты по сей день Пушкиным измеряют степень гениальности, правдивости и самоотверженности любого стихотворца.
Кому из настоящих поэтов было легко? При всём идейно-художественном своеобразии, они были едины в главном – в неподдельной тревоге за судьбы своей родины:
Но и тогда,
Когда во всей планете
Пройдёт вражда племён,
Исчезнет ложь и грусть, -
Я буду воспевать
Всем существом в поэте
Шестую часть земли
С названьем кратким «Русь».
1924
 Поэзия Есенина в преломлении выступления Ю.И. Голышева звучала драматично и правдиво. Она была полна трагедийных коллизий, неодолимых противоречий. И если мы справедливо относим «Персидские мотивы» - последний стихотворный цикл (1924-25 гг.) к вершинам лирической поэзии, то такие произведения как «Я последний поэт деревни», «Чёрный человек» и написанные кровью за день до трагического конца Есенина стихи «До свиданья, друг мой, до свиданья…» прозвучали своеобразным реквиемом русского поэта. Не случайно, в своём выступлении Ю. Голышев вспомнил Бориса Пастернака, который воспринял стихи Есенина вслед за Пушкиным как «моцартовскую стихию».
В этом году музей Есенина праздновал 90-летие со дня приезда русского поэта в Ташкент. «Очень русский поэт Сергей Есенин сделался родным и для нас, узбеков, - писал Гафур Гулям. И если Есенин тянулся к Востоку, то сейчас поэты советского Востока тянутся к нему, черпают в его поэзии то, что им органично, близко».
На улице стоит 21 век. Русский поэт, снова обогнав время, признаётся нам, современникам атомного века и компьютерных технологий:
Я – северный ваш друг и брат!
Поэты – все единой крови.
И сам я тоже азиат
В поступках, в помыслах
И слове.
1925

ПОЭТЫ НЕ ТОЛЬКО ПРИХОДЯТ - ОНИ ОСТАЮТСЯ

«Скоро слово станет мною.
Ни восторгов, ни обид.
Чайка вскрикнет над волною.
Лес в ответ ей прошумит».
А. Файнберг




Второго ноября 2009 года народному поэту Александру Файнбергу исполнилось бы 70 лет. Он не дожил до своего юбилея две недели, но этот грустный праздник без виновника торжества, который пришёл на узбекскую землю вместе с первым настоящим осенним дождём, даже смерть не могла отменить. В Союзе писателей Узбекистана знаменательную дату нашего великого соотечественника отмечали мастера пера, кинодокументалисты, художники, преподаватели Национального университета Узбекистана, в котором когда-то топограф по специальности и поэт по призванию заочно закончил журналистское отделение филологического факультета. Сюда пришли близкие родственники и соседи по знаменитому писательскому дому в центре столицы и просто безымянные поклонники многогранного творчества юбиляра. В этот день звучали стихи, переводы и песни на стихи А. Файнберга в школах, музеях и общественных клубах узбекской столицы.
Поэт - «дервиш по образу жизни», как тонко охарактеризовал его литератор А.П. Устименко, - предрекал: «Скоро слово станет мною». Александр Файнберг, по роду своей профессии, прошёл пешком сотни таёжных троп, исколесил вдоль и поперёк дороги от песков Кызылкума и Каракума до Байкало-амурской трассы. Но где бы он ни был и как бы его ни испытывала судьба – славой и всенародным признанием или семилетним большим перерывом, молчанием прессы, непечатанием его стихов и книг в семидесятые годы, художник всегда осознавал, что только поэтическое слово воистину бессмертно и может быть последним оплотом и прибежищем свободы на этой грешной земле. Поэзия была залогом его внутренней свободы, нравственности, утешением и спасением.
Александру Файнбергу казалось даже, что он только проводник на земле, антенна, которая улавливает небесные звуки от Бога и воплощает их в слова, стихотворные размеры и строфы, поэтому он скромно называл себя «поющим тростником». Быть может, поэтому он мог в стихах выражать безукоризненно точно и искренне признание в любви или покаяние («А где виновен был хоть на минуту, /стоял с повинной, как перед крестом») и твёрдо, одной литой строкой или строфой, как резцом на каменных скрижалях, донести до читателя свои незыблемые моральные принципы:

«Искал я душу даже в падшей дряни.
Терял друзей. У смерти был на грани.
Но ключ не подбирал к чужим дверям.
Вот и стою теперь на пепелище.
Блаженны, кто себя не потерял.
Их никогда, нигде никто не ищет».

Анна Андреевна Ахматова говорила, что «поэты всех времён и народов тайные братья, даже близнецы. Идёт несмолкаемая перекличка, облагораживающая мир. Она не смолкнет никогда». И, действительно, вечер памяти и презентации посмертного нового двухтомника избранных стихов, поэм, вольных сонетов Александра Файнберга вылился в настоящий праздник поэзии и дружбы народов, единения духовно близких людей. Маститые мастера слова и молодые ташкентские поэты Абдулла Арипов, Сиражиддин Саид, Рустам Мусульманов, Степан Балакин, Гуарик Багдасарова, Баходыр Ахмедов, Вика Осадченко читали свои стихи и прозаические посвящения юбиляру.

Александр Файнберг и после своего ухода присутствовал на собственном юбилее в своих книгах, на выставочном стенде редких фотографий из семейного архива, в воспоминаниях его преданной спутницы жизни Инны Коваль, а также его близких друзей. Не хрестоматийный и гламурный, а живой, скромный, лёгкий, без артистичного пафоса и намёка на гениальность, он появился на экране в талантливом документальном биографическом фильме о нём Джасура Исхакова. Поэт, пренебрегая категорией времени, сидя на кухне в своей трёхкомнатной квартире на 8-м этаже, за чашкой чая и с неразлучной сигаретой в руке, рассказывал зрителям одновременно просторечным и высоким поэтическим слогом о себе, о старом литературном и новом Ташкенте.
От фильма у зрителей складывается двойной образ Ташкента. В одном из них поэт родился в семье репрессированных интеллигентов в 1939 году. Как его довоенные сверстники, он топтал траву в солнечных дворах с глиняными дувалами и неумолкаемой перепёлкой-беданой; играл в футбол, стоя на воротах; голодал в военное лихолетье, когда был «на завтрак – жмых, а к ужину – простуда»; катался на самодельном деревянном самокате на шариковых подшипниках; благоговейно объезжая стороной искалеченных душой и телом инвалидов второй мировой войны, надрывно исполнявших военные песни за жалкое подаяние и тем самым зарабатывавших себе на жизнь.
С детства у поэта было осознание и другого великого города, ставшего прибежищем, второй «малой» родиной для многих эвакуированных сюда русских писателей и художников - А. А. Ахматовой, Н.Я. Мандельштам, А.Н. Толстого, К. М. Симонова, К.И. Чуковского, Р. Фалька, В.А. Фаворского и многих других выдающихся деятелей русской культуры, оставивших неизгладимый временем вечный след на азиатской земле и в истории русско-узбекских духовно-просветительских отношений. В фильме эта тема прозвучала как личная сокровенная страница биографии А. Файнберга.
Д. Исхаков рассказал собравшимся о большом количестве сценариев А. Файнберга, внёсших в национальный документальный, художественный и анимационный кинематограф особую поэтику и философичность восприятия мира. В них присутствует своя крепкая внутренняя эстетика. Они поражают своим жизненным драматизмом и психологическим реализмом. Таких фильмов не было раньше и вряд ли будут впредь: «Восточный двор с кривой луной» о старом и новом Ташкенте, в котором автор читает одноимённый стих; суровая правда войны об Афганистане в художественной ленте «Опалённые Кандагаром»; «Последнее… прости!», где чёрно-белые трагические кадры исчезающего Арала комментирует голос поэта, декламирующего свои стихи; «Их стадион в небесах», в котором звучит песня на стихи А. Файнберга о легендарной футбольной команде «Пахтакор», погибшей в авиакатастрофе в 1979 году:

«…Дым от взрыва прошёл над страной.
Не виновны мы этой виной.
Просто правила кто-то нарушил,
Ну, а нам был назначен штрафной.
До сих пор плачет ветер в лесах.
До сих пор ты ночами в слезах.
Не грусти! Мы, как прежде, играем.
Просто наш стадион в небесах».

Этот стих Владимир Сафаров и Алла Тезетдинова включили в свою книгу «Крылья памяти», выход которой был приурочен к 25- летию трагедии пахтакоровцев (2004 год). В этом юбилейном году (прошло тридцать лет, как их нет с нами) жители столицы возложили море цветов к братской могиле отважных лучших советских игроков-пахтакорцев в день их поминовения – 11 августа.
Мы проводили в Вечность народного поэта Узбекистана, Лауреата пушкинской премии А. Файнберга 15 октября 2009 года в яркий погожий осенний день, в самый разгар «бабьего лета». Но поэт, живший по своим часам, для которого было истинным не столько внешний ход событий, сколько то, что резонировало с его внутренним самым сокровенным бытием и было сонастроено с его внутренней целью, ещё при жизни закладывал фундамент новой реальности – «после жизни». Он успел намного раньше своей физической смерти проститься с нами и с этой грешной землёй в своих стихах из сборника «Лист», вышедшего в последний год жизни поэта. Наверное, знал, что лучше его и более искренне никто этот самый горестный и возвышенный момент ухода в бессмертие не сможет выразить своими словами:

Прощальная поэта

« Ухожу навсегда.
Покидаю прекрасное общество.
Ухожу. Ни следа. Ни друзей, ни подруг.
Одиночество. Можно вольно дышать.
Были крылья. Теперь - пустота.
Чем позор возвышать,
Лучше их не иметь никогда.
Ухожу, как пою.
Так положено. Так неизбежно.
На людей не плюю.
Я люблю их по-прежнему нежно.
Громыхайте, моря!
Камнепады.
Разлом горизонта.
Я плюю, уходя,
На короны из крови и золота.
В вас плюю я, сутаны!
И знаю, что делаю правильно.
Коронуй меня, осень;
Листвою багряной и пламенной
У закатных озёр
Ты, лесов благородная нация,
Полыхни мне рябиной,
Отпразднуй мою коронацию.
Небосвод голубой,
принимай без суда. Окрыли.
Мне прощенье - любовь, -
Храм единственный не на крови.
Здравствуй, высшая власть!
Знаки звёзд над кайлом полумесяца.
Коромыслом зажглась,
запылала Большая Медведица.
Под огнями небес
По законам земли не напрасно
Ни костёр и ни крест
Над строкою из крови не властны.
Даже попранный прахом,
Поэт остаётся поэтом.
В этом высшая правда.
И музыка высшая в этом».

Вдова поэта Инна Глебовна Коваль рассказывала, что до последних дней Александр Файнберг оставался оптимистом и часто подшучивал над собой: «Родился по собственному желанию - умру по сокращению штата. Надеюсь жить». Поэт Велимир Хлебников когда-то сказал: «Когда умирают люди – поют песни». В день смерти поэта 14 октября и в день его рожденья второго ноября в музыкально-поэтическом клубе «Арча», в общественном клубе-музее А. Ахматовой теперь уже традиционно звучат песни на стихи А. Файнберга в исполнении его близких друзей, поэты посвящают ему стихи. Любовь и поэзия – это секрет долговечного наследия. Поэты не только приходят – они остаются.

Гухарик Багдасарова
http://guarik-guhar.blogspot.com
д.т. 253-14-06, моб . 354-10-17

ШАГИ В БЕССМЕРТИЕ МАСТЕРА СЛОВА

«Не для житейского волненья,
Не для корысти, не для битв,
Мы рождены для вдохновенья,
Для звуков сладких и молитв»
А. Пушкин.

В день прощания с поэтом Александром Файнбергом и в день его 70-летнего рожденья второго ноября 2009 года, который был назван А. Ариповым первым шагом в бессмертие, каждый из почитателей гениального автора стихов, поэм, «вольных сонетов», 50 сценариев к документальным и мультипликационным фильмам - хотел поделиться с людьми сокровенными мыслями о своём кумире, друге, соседе «дяде Саше»…
Александр Файнберг влетел ветром перемен в нашу жизнь в конце 60-х годов прошлого столетия и больше уже никогда, ни на миг не выходил из сознания поклонников его поэтического творчества.
Его звали жить за кордон, обещали полное соцобеспечение в Израиле, Америке, Германии, а он доживал свой век вместе с верной спутницей жизни Инной Коваль – журналистом и профессиональным редактором - в обычной «трёшке» хрущёвского образца. Квартира, подаренная в своё время Союзом писателей Узбекистана, находится в центральном районе нашей столицы. Отсюда в хорошую летнюю погоду открывается вид на заснеженные горы, а поздней осенью близкое небо облаками опирается на крыши домов.
По соседству располагались старинное здание Государственной консерватории Узбекистана (ныне Республиканский специализированный музыкальный академический лицей имени Успенского) и дом-музей композитора Мухтара Ашрафи. Неподалёку от дома поэта находился уютный сквер, в котором поутру, выйдя из двора, можно было поздороваться с памятником Н.В. Гоголю.
Днём и ночью звонили и приходили друзья – художники, поэты, киношники, жители соседней улицы – кто за советом, кто поговорить по душам, а кто за рецензией или отзывом на новый стихотворный сборник или художественный альбом.
Здесь в этой эпохальной квартире в 2005 году был снят биографический документальный фильм, в котором его главный герой, сидя в маленькой кухне, заставленной подарочными сувенирами друзей из разных уголков мира, рассказывал о своих жизненных, пеших и метеорологических маршрутах, подкрепляя размышления старыми и новыми стихами. Но даже самые ранние произведения Мастера звучат в фильме современно и актуально, ибо суть творчества неосязаема, а цели искусства, по словам Блока, нам до конца не известны и неведомы никому.
Среди сувениров бросается в глаза бронзовый бюст А.С. Пушкина. Писатель А.П. Устименко рассказал любопытную историю о том, как реликвия оказалась в квартире ташкентского поэта. Оказывается, его сосед по дому, уезжая, выбросил на свалку «старые вещи», среди которых оказался бронзовый отлив русского поэта-классика. А. Файнберг отмыл бюст своего кумира, и возрождённый Пушкин навсегда поселился в доме его преемника по духу и призванию, по особому «свойству русской литературы – её всемирной отзывчивости» (Ф. Достоевский).
Поэзия Файнберга никого не может оставить равнодушным. В ней всеобщее становится индивидуальным, а личностное – общечеловеческим. Таково назначение поэзии – оставаться штучной и одновременно всенародной, востребованной, волнующей сердца миллионов людей. Корнями она уходит в узбекскую землю, в её богатое литературное национальное наследие. Свежими ростками она прижилась далеко за пределами «малой родины».
Узбекский народный поэт Абдулла Арипов поставил творчество Мастера наравне с классиками, русскими поэтами Б. Пастернаком, И. Бродским, А. Вознесенским, Е. Евтушенко. При этом он отметил громадный, неоцененный до конца вклад Поэта в искусство перевода, в дружбу и взаимопонимание русского и узбекского народов, их духовное единение в образах добра, красоты, душевности и миролюбия.
На юбилейных вечерах памяти Поэта в Союзе писателей Узбекистана и в Государственном литературном музее С. Есенина состоялась не только презентация посмертного двухтомника избранных стихов А. Файнберга, но и второго номера московского журнала «Дружба народов» за 2009 год. Здесь были опубликованы переводы Файнберга из современной узбекской поэзии – Абдуллы Арипова, Сиражиддина Саида, Рустама Мусурмана, Эркина Вахидова, Хосият Рустамовой под заголовком «Родственники средь мирской тщеты» (А. Арипов).
Андрей Битов назвал Пушкина «светлым тайфуном, прогулявшимся по России, наведя хоть какой-то порядок в её перманентной разрухе». Это же предназначение у книг А. Файнберга в нашей стране: их предстоит ещё изучить и осмыслить. Только книга может раскрыть сокровенные думы нашего общества.
А. Файнберг никогда не спешил самовыразиться. Он словно понимал: «Дарование есть поручение от Бога» (Е. Баратынский) и призвание таланта – «духовное прозрение, ясновидение художественного предмета, обострённая отзывчивость» (И. Ильин).
Поэтому Мастер иногда молчал год-два, а потом, как горный водопад, срывался с кручи, сметая всё на своём пути. Он мог бы признаться словами А. Вознесенского: «Стихи не пишутся, случаются, как чувства или же закат. Не написал – случилось так».
Стихи то исчезали, то снова преследовали его по пятам. Где бы он ни был, они заставляли Мастера снова и снова возвращаться в голодное детство военных лет, точным поэтическим языком осмысливать противоречивую современность переходной эпохи 20-21 вв. с её культом денег и насилия. Поэт искренне преклонялся перед утончённой красотой Востока, воспетой С. Есениным в «Персидских мотивах», русскими художниками-авангардистами Беньковым, Кашиной, Юсуповым, Фальком, Волковым, но одновременно ужасался войнам, жестокости и упадку общественной морали, дегуманизации искусства, двигающих время и пространство вспять к первобытному состоянию человека.
Голос Поэта менялся с возрастом: зрела его душа - и романтическая лирика уступала место эпической поэзии, в стихах звучали скорбные интонации глубоких переживаний автора за судьбы страны и всей планеты.
Строгие по форме «вольные сонеты» А. Файнберга динамичны, многотемны и по смыслу сложны, глубоки, как сама жизнь. Их художественное достоинство и непреходящая актуальность во внутреннем поиске нового смысла живой изменчивой действительности и свежих идеях. Мастер слова, детали - в стихах Файнберг с лукавой лёгкостью пиита преображал сонет на глазах, в зависимости от темы: так автор «Вольных сонетов» подтверждал, что «область поэзии бесконечна» (Л. Толстой), и он в ней по праву чувствовал себя Богом.
Мы будем помнить творческие вечера А. Файнберга в литературном музее С.Есенина, общественном клубе-музее А. Ахматовой, Русском академическом драматическом Театре, Молодёжном театре и Молодёжном экспериментальном театре «Ильхом», Ташкентском доме фотографии, Государственном доме-музее М. Ашрафи, а также в Еврейском и Русском культурных центрах и на многих больших и малых площадках узбекской столицы.
Это были настоящие мистерии духа, образцовый театр одного актёра и режиссёра. Они потрясали слушателей и преображали их внутренний мир. Эхо школьного поэтического вечера в 1968 году с участием тогда ещё малоизвестного молодого поэта А. Файнберга, автора «Велотреков» протянулось для меня на всю жизнь и отозвалось в моём сердце серьёзным увлечением поэзией и нашей всеобщей ответственностью перед ней:
«Две тыщи лет от рождества Христова.
А мы живём. И стыд нас не берёт.
Кому ж ты дал, Господь, язык и слово?».
А. Файнберг. Слово.

Гухарик БАГДАСАРОВА,
http://guarik-guhar.blogspot.com
д.т. 253-14-06, моб. +99890 354-10-17